Сталин и заговор военных  22 июня 1941 года. Часть 3

<< Назад, Часть 2

Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8. Часть 9. Часть 10. Часть 11.

12. Москва, 22 июня 1941 года. Кремль без Сталина?

Давайте же, с вами, более пристально рассмотрим события первых дней войны. Тут, без «мемуаров» Жукова, не обойтись. Ночь перед нападением Германии на Советский Союз. Все спят – один лишь он, Жуков, из лучших генералов, бодрствует! Звонит на дачу Сталина: «Тревога! Тревога!  Враг напал на нашу страну! Срочно все просыпайтесь и дайте мне разрешение немцев побить!  Что, не хотите отвечать, товарищ Сталин? Да вы хоть понимаете спросонья, что я вам говорю?  Ага! Дошло, наконец! То-то, же! … Сейчас, еду в Кремль, и вас там жду».   Читатель спросит, почему эти события изображены так карикатурно? А как надо относиться  ко всему тому, что написано Жуковым о первом дне войны? Все описание происходящего – в лучшем случае, художественная лирика, в худшем - подлое вранье, и не более того.  То,  что у Жукова было всего  3 класса  церковно-приходской школы  и 4-й класс городского училища (собственноручная запись в Личном листке по учету кадров), плюс командирские курсы, т.е.,  довольно скромный литературный багаж. К тому же обыск на даче Жукова, кажется, 48 года показал полное отсутствие советских книг на русском языке?!  И ведь исхитрился написать мемуары довольно объемные по содержанию. Разумеется, ему в этом «помогали». Но все равно, это его маленький  личный « подвиг»  - к тому же, хотелось, наверное, выглядеть и «беленьким и пушистеньким». Отчасти это удалось. Но, думается, эти мемуары ему написали в Институте истории СССР и те, полторы тысячи замечаний сделали не ему, а он им. Посудите, сами. Жуков был на своей даче, как затворник. У него было ограничено свободное перемещение. К тому же надо было работать с архивными материалами. Молотову же, не дали такой возможности. Просто Жукова «использовали», как имя, для написания более-менее, приглядной  картинки, под названием «Великая Отечественная война». Но вернемся, к Жуковским мемуарам.

Вообще, эта «страшилка» о спящем Сталине является типичным оговором человека. Ему, Сталину что, и спать нельзя, что ли? Что же касается начальника охраны Власика, то это специфика работы охраны высокого должностного лица. Начальник охраны обязан спать вместе с охраняемым лицом. Как же будет чувствовать себя начальник охраны Сталина на следующий день, если накануне бодрствовал всю ночь? Его обязанность руководить охраной, а не быть ночным сторожем у дверей спальни товарища Сталина. Для этого есть другие лица из той же охранной команды. Теперь, по поводу самого звонка. Все это глупость, написанная с одной целью – скрыть истинные события произошедшего.

Сталину не надо было подходить к телефону, т.к. Жуков, видимо никогда не был на даче Сталина, поэтому и не знал, что там находится телефонный коммутатор. На коммутаторе находится оператор связи, а не начальник охраны, как нас пытается уверить товарищ Жуков. Когда абонент звонит на дачу, он попадает на оператора, находящегося на коммутаторе и представляется ему, называя свою фамилию, должность и, по возможности, цель звонка. Что Жуков и сделал, как абонент, когда мы читаем его «Воспоминания». Если бы дело происходило днем, то оператор соединился бы, по внутренней связи со Сталиным и выяснил бы у него, желает ли тот разговаривать с данным лицом. Получив утвердительный ответ, оператор просто бы соединил абонента со Сталиным, в  какой комнате тот находился бы в данный момент.  В случае же, с Георгием Константиновичем, как он рассказывает нам, дело происходило ночью и Сталин, разумеется, должен был спать. А по воспоминаниям  охранника Сталина  Лозгачева, «когда он спит, обычно их (телефоны – В.М.) переключают на другие комнаты». А мы уточним, что телефон переключают в комнату начальника охраны. Поэтому, когда, якобы Жуков звонил на дачу Сталина, он, сначала должен был попасть на оператора, тот соединил бы его с начальником охраны. Выяснив, какие важные обстоятельства вынудили Жукова звонить на дачу, начальник охраны пошел бы в спальную комнату и разбудил бы спящего Сталина. После этого оператор бы переключил звонящего Жукова на телефонный аппарат спальни Сталина. Но, наверное, для Жукова и всех тех, кто готовил данные «Воспоминания» к публикации, именно так, не интересно.

Жуков вспоминает: « Звоню. К телефону никто не подходит.  Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос  дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В.Сталина. Минуты через три к аппарату подошел И.В.Сталин. Я доложил обстановку и просил начать ответные боевые действия».

Все выше изложенное очень напоминает описание заурядной коммунальной квартиры на несколько семей, а не дачи главы государства. Так и видится картина: у наружной двери, на тумбочке, находится общий телефон, возле которого на табуретке примостился спящий генерал, выполняющий обязанности вахтера. Ночной звонок Жукова пробудил его от глубокого сна. Еще бы: « Звоню непрерывно». Это как? Вроде электрического звонка в двери, что ли? Наконец, уяснив, кто звонит, генерал топает по общему коридору к комнате Сталина с целью разбудить вождя и убедить его подняться с постели.  Наверное, пришлось напугать товарища Сталина, так как «минуты через три», он, видимо не одетый и в тапочках на босу ногу, подошел к телефону в коридоре.
В более позднем издании «Воспоминаний» уточнены некоторые детали. Все же должны знать, кто у «глупого» Сталина такой  «нерадивый» генерал, спящий у телефонного аппарата. И к тому же не ясно, из-за чего этот «нерадивый» генерал пошел будить Сталина.

«… Наконец слышу сонный голос генерал Власика (начальника управления охраны).
- Кто говорит?
- Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
- Что? Сейчас?! – изумился начальник охраны. – Товарищ Сталин спит.
- Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война.
Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили:
- Подождите.
Минуты через три к аппарату подошел И.В.Сталин».

Как видите, в другом варианте «Воспоминаний» Жукову пришлось сразу своим сообщением напугать начальника охраны, а то бы тот, ни за что бы ни пошел будить Сталина. Ну, а то, что на даче был, судя по всему, всего один (?!) телефон, и видимо, «на тумбочке у входа», пишущую братию с Жуковым во главе, видимо не смущало. Насколько все это описание соответствует истине, остается только догадываться.

Итак, по Жукову,  Сталин жив и здоров. Рано утром 22 июня приехал в Кремль. Рассмотрел предложенные ему проекты документов, внес поправки и дополнения.  Но документ о создании Ставки, который  доставили Жуков - Тимошенко,  Сталин, якобы, не подписал, а отложил, чтобы потом, обсудить этот документ на Политбюро. Жуков пытается ввести читателя в заблуждение,  представляя работу высшего эшелона власти как спонтанную реакцию на агрессию Германии. По Жукову, дело, надо понимать, происходило так, что до 22 июня  представители высшего звена Советской  власти собирались под руководством Сталина чаи гонять,  и только  с началом военных действий, стали думать, как руководить страной в данной ситуации, а  тут  сам Жуков подсуетился и «документ о Ставке»  в «клювике» Сталину принес.

Как должны повести себя заговорщики, если нападение Германии на Советский Союз и является сигналом для государственного переворота внутри нашей страны?  Разумеется, попытаться взять в свои руки центральную власть, т.е. первое – устранить главу  государства  (на данный момент это был Сталин). Мы не можем исключить и такой вариант  -  «нейтрализация» главы нашего государства, является сигналом к началу агрессии Германии.  Второе  -  сместить сторонников Сталина с государственных постов (может быть и путем их физического уничтожения).  Вспомните убийство Л.П. Берии в 1953 году и его соратников. Как устранить Сталина?  Выбор  средств невелик: стрельба и отравление. На счет стрельбы еще в 1937 году эту функцию брал на себя сторонник Тухачевского, некий Аркадий Розенгольц, нарком внешней и внутренней торговли, «зачищенный» в 38-ом.  Предлагаю отрывок из книги В.Лескова «Сталин  и заговор Тухачевского». Валентин Александрович скрупулезно изучал данное дело и вот как он описывает планируемые действия А.Розенгольца:

«Он должен был ранним утром попасть к Сталину на прием под предлогом разоблачения заговора…  И вот, явившись в его рабочий кабинет, в присутствии Молотова, Кагановича, Ежова и Поскребышева (а лучше без них), Розенгольц собирался лично произвести покушение на Сталина, а его спутники, тщательно выбранные, с большим боевым опытом, должны были стрелять в других, кто находился бы в кабинете. Важно было вывести из игры Сталина, с остальными, даже если их в кабинете не будет, оппозиция полагала, что легко справится, благодаря их ничтожеству».

В то время, в 37- ом, это не удалось. Видимо заговорщики, повторили попытку покушения во второй раз, в 41- ом. Скорее всего, была использована попытка отравления.  Как известно в 1953 году «операцию по отравлению» осуществить удалось.  Как убрать сторонников Сталина, которые находятся в Москве?  Желательно установить свой контроль над Московским военным округом и ввести в столицу войска верные заговорщикам. Затем произвести захват ключевых учреждений государственной власти.  В  конце июня 1953 году командующего МВО Артемьева  заговорщики смогли  отправить на маневры под Ярославль, а на его место тут же назначили и.о. командующего  Москаленко, своего ставленника.  С помощью такой несложной рокировки они смогли на время парализовать действия противной стороны и привлечь  на свою сторону «колеблющихся» военных. В результате  путч удался.
А как у нас обстояли дела 22 июня 1941 года в Москве? Был ли Сталин в этот день в Кремле? Вопрос этот, далеко не праздный и простым он кажется только, на первый взгляд. Руководитель государства, по всей видимости, отсутствовал на своем рабочем месте, в Кремле, в столь важный для страны момент. Прямо об этом никто, почему-то, не говорит. Тема-то, весьма «щекотливая».  К тому же нет ни у кого в воспоминаниях упоминания о том, что он видел или слышал, что Сталин был в Кремле с 22 по 25 июня. Вот в чем вопрос. Что со Сталиным могло быть? И что же, в таком случае, вообще, происходило в «окрестностях» Кремля? Автор признается, что здесь он не совсем точен.  Есть ряд воспоминаний, где упоминается о том, что Сталин был в Кремле 22 июня. Но это или воспоминания тех, кто либо сам причастен к заговору, как например Г. Жуков, А.Микоян, тот же Н. Кузнецов,  или такие лица,  показания которых требуют определенных пояснений, как например, Молотов или Каганович. Обо всех этих и других воспоминаниях, будет рассказано ниже.

Давайте-ка, рассмотрим эту тему о Сталине в Кремле, поближе. При Хрущеве бытовало мнение, что Сталин  22 июня растерялся, утратил самообладание, короче, от страха сбежал к себе на дачу и не показывался в Кремле несколько дней!? Странно, не правда ли, зная твердый и решительный характер Иосифа Виссарионовича. Даже Г.К.Жуков, на удивление, подчеркивает, что «И.В. Сталин был волевой человек и, как говорится, не из трусливого десятка». Так что, очень все сомнительно, насчет трусости Сталина. Но Хрущев, все-таки признает факт отсутствия Сталина в течение нескольких дней: « … вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро и сказали, что нужно безотлагательно принимать такие-то меры для того, чтобы поправить положение дел на фронте». В Брежневские времена точку зрения Хрущева, о трусливом бегстве Сталина на дачу, несколько смягчили: Сталин, дескать, на даче был, но просто там думал и переживал на тему: «Почему Гитлер его обманул и внезапно напал на Советский Союз?». В дальнейшем, властьпридержащие  решили,  все же на всякий случай, «оставить» Сталина в Кремле с первых дней войны. Уже в конце Горбачевской перестройки в журнале «Известия ЦК КПСС» были опубликованы страницы, якобы, из «Журнала записи лиц, принятых И.В.Сталиным в Кремле» в период с 21 июня по 3 июля 1941 года. Это дало повод  историкам-патриотам утвердиться в мысли, что Сталин находился все время на своем боевом посту в Кремле и отвести наветы Хрущева о паническом состоянии Сталина.  Казалось бы, вопрос закрыт, но есть определенная неудовлетворенность: почему отсутствуют страницы за 19, 29 и 30 июня? Никакого вразумительного ответа из официального печатного органа ЦК КПСС исследователям начального периода войны предложено не было. Ну, нет и все тут! Как сейчас модно говорить: без комментариев. Вообще, все  записи лиц, при внимательном изучении вызывают сильное сомнение в подлинности данного документа. Во-первых, не факт, что Сталин в эти дни находился в Кремле. В Журнале  зафиксированы люди, приходившие в кабинет Сталина, но само-то, присутствие Сталина никак, и, ни кем, не зафиксировано и не отражено. Во-вторых, почему фамилии присутствующих лиц без инициалов, я уже не говорю о полном написании имени и отчества? Особенно умиляют сноски редактора к дням посещений, например, 21 июня: «Видимо, нарком ВМФ СССР Н.Г.Кузнецов». Интересно, как бы объяснял секретарь, ведший «такие» записи, интересующимся лицам, например, внутренней охране Кремля, какой именно Кузнецов побывал в кабинете у Сталина?  Наверное, данному секретарю надо было бы, проконсультироваться у редактора журнала «Известия ЦК КПСС».  В-третьих, можно ли считать фальшивкой данные материалы, например, по приведенной записи от « 1 июля 1941 года»? Уже известны члены образованного 30 июня ГКО, но Молотов при записи в журнале не отражен, как член ГКО, а Микоян, к удивлению, отражен, как член ГКО, хотя стал им значительно позже. Или запись от  «26 июня 1941 года». Прием «Тимошенко – 13.00», после записи – «Яковлев -  15.15». Что это? Небрежность при подготовке издания данных материалов или брак  при «корректировке» в архиве? Кроме того, в одном случае эти документы при публикации называются «Тетрадью …», в другом «Журналом записи лиц принятых И.В.Сталиным. Разноголосица, явно не способствует истине.

Что же имеем в «сухом» осадке? Сомнения? Да. И можем ли мы теперь, абсолютно точно сказать, что Сталин был в Кремле? То, что предложено публике  как «Журнал…», назвать документом можно с большой натяжкой. К тому же сам «документ» требует пояснений и дополнений.  А ведь неспроста все это покрывается дымовой завесой? Я могу понять историков–патриотов грудью вставших на защиту вождя трудового народа с призывом: «Руки прочь – от Сталина!» и не желающих обращать внимание на отсутствие трех дней в «Журнале», но хотел бы заметить, что отсутствие в Кремле  22 июня и в последующие дни, товарища Сталина, ну, никак не умаляет достоинство этого великого человека. Даже, скажем, совсем наоборот. Его отсутствие, лишний раз подчеркивает, с какой смертельной опасностью ему пришлось столкнуться в те первые, трудные и трагические июньские дни и проявить небывалое по силе мужество и стойкость. К тому же, не явился ли, и божий перст судьбы, спасая Сталина для России. Ведь погибни Сталин в начале войны, вряд ли бы мы сейчас дискуссировали  на эту тему.

13. Болезнь Сталина. Правда или ложь?

А вот новая трактовка этих событий. На сцену выходит военный историк генерал-писатель В.М. Марков, с литературным псевдонимом В. Жухрай и плюс ко всему заявляющий о себе, как о «внебрачном сыне вождя». Новоявленный «сын лейтенанта Шмидта» в современной аранжировке, предлагает новую версию отсутствия Сталина в Кремле – болезнь. Давайте рассмотрим и этот предложенный материал.  Он изложен в ряде книг Жухрая под разными названиями. У меня под рукой книга «Роковой просчет Гитлера. Крах блицкрига». Смотрим главу вторую: « 21 июня 1941 года. Первые месяцы войны». Некий профессор Преображенский Борис Сергеевич(тоже с литературной фамилией), как выясняется чуть позже, лечащий врач самого Сталина,  находится около часу ночи, один  (наверное, чтобы не было свидетелей, разумеется – В.М.), в своей московской квартире.  Раздается звонок в дверь. Открыв, Борис Сергеевич, увидел на пороге сотрудников НКВД. Ему показали удостоверение (хорошо,  что не ордер на арест – В.М.) и приказали собираться. У профессора от страха «отяжелели ноги» и он подумал, что это арест, так его напугало удостоверение капитана госбезопасности.  Но к его удивлению ему предложили взять не вещи, а врачебные инструменты (как сельскому фельдшеру).  На «бешеной скорости» машина привезла профессора на дачу Сталина.

Ну, как детектив на Кремлевскую тему?  И это еще не все перипетии данного жанра. Профессор много лет лечил Сталина и вдруг испугался работников  личной охраны вождя.  Кстати, они, наверное, сменились, по всей видимости, коли он их не признал?  Да и ребята, тоже, хороши, «гуси лапчатые». Прежде надо было позвонить по телефону на квартиру и выяснить: дома ли хозяин?  Если нет дома – узнать, где находится? А не врываться ночью в квартиру и тыкать под нос хозяину  удостоверение. Все это описание  -  литературный прием призванный создать определенную интригу в данном  художественном произведении. Дальше -  больше.
Профессора провели в комнату,  где лежал на диване Сталин. Он осмотрел больного и поставил диагноз: флегмонозная ангина.  Заодно померил  и температуру.  Термометр показывал  за сорок (!).

«Не могу вам не сказать, товарищ  Сталин, - вы серьезно больны. Вас надо немедленно госпитализировать и вскрывать нарыв в горле. Иначе может быть совсем плохо.
Сталин устремил на Преображенского горящий пристальный взгляд:
-Сейчас это невозможно.
-Тогда, быть может, я побуду возле вас? Может потребоваться экстренная помощь.
Преображенский проговорил это как можно мягче, но профессиональная требовательность все же проявилась в его тоне. И Сталин почувствовал это. Взгляд его сделался жестким.
- Я, как-нибудь, обойдусь. Не впервой. Поезжайте домой. Будет нужно – позвоню.
Борис Сергеевич еще с минуту стоял, растерянно глядя на Сталина.
- Поезжайте, профессор,  -  уже мягче произнес Сталин. Но едва Преображенский сделал несколько шагов к выходу, как Сталин окликнул его. Голос его был тихим, но твердым: - Профессор!
Борис Сергеевич замер на мгновенье, затем, обернувшись, быстрыми легкими  щагами приблизился к больному.
-Профессор, о моей болезни  - никому ни слова. О ней знаете только вы и я.
-Да, да,  -  так же тихо проговорил Преображенский, невольно цепенея под устремленным на него пронизывающим взглядом Сталина. – Я понял, товарищ Сталин. Я буду наготове. Если что – сразу приеду. Спокойной вам ночи, товарищ Сталин.
Та же машина, с той же бешеной скоростью, оглушая спящий город сиреной спецсигнала, доставила профессора Преображенского домой».

Что сказать по поводу приведенного отрывка? Такое ощущение, что в  Преображенском Жухрай отобразил себя.  У Сталина, как явствует из текста, температура под 40 градусов, его немедленно надо госпитализировать, а наш профессор желает ему «спокойной ночи». Кстати, несколько слов по поводу, этой самой, «флегмонозной ангины».  Медицинская энциклопедия характеризует флегмонозную ангину, как болезнь Людвига. Происходит сильный отек подчелюстной области. Требуемое хирургическое вмешательство состоит в рассечении подчелюстной области от подбородка до подъязычной кости для проведения последующих медицинских процедур. Но, это так сказать, вдогонку «профессору Преображенскому». Лечение это длительное и к 26 июня, если болезнь, как таковая, по версии Жухрая, существовала бы, то Сталин, вряд ли бы смог быть в Кремле. А шрамы, которые должны были остаться после операции? Не рассосались же они за 3 дня?

А как вам «Сталинская» фраза -   «как-нибудь, обойдусь»? Что с него взять, коммунист, однако. Словом, «гвозди бы делать из этих людей!» А по стилистике  все это очень напоминает Жуковские мемуары. Помните,  эпизод с отправкой Жукова в первый день войны на Юго-западный фронт? « Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся». Все это, думается, есть неуклюжая попытку В.Жухрая, как-то, обосновать отсутствие Сталина в Кремле,  впервые дни войны, т.е. прикрыть что-то, более важное. Ведь, согласитесь, есть же, что-то такое, подозрительное, в этой «болезни».
Неужели, В.Жухрай-историк, не понимает, что приведенные факты ему надо как-то прокомментировать?  А так, все это очень странно, не более? Как видите, В.Жухрай склоняет нас, все же, к версии отсутствия Сталина в Кремле из-за болезни, но, правда, во второй половине первого дня войны. Не будем этому противиться, тем более у нас тоже, стоит задача, постараться доказать, именно, отсутствие Сталина в Кремле, в том числе и 22 июня.

14. Когда же началась война и с кем?

Снова обратимся к мемуарам Жукова, где он пишет о начале войны. Эта часть мемуаров всегда представляла для исследователей особый интерес. Еще бы! Сам начальник Генштаба рассказывает, как началась война с Германией. Но ряд историков скептически относятся ко всему тому, что написано Георгием Константиновичем или теми лицами, кто «редактировал» данные «мемуары». Конечно, многое из написанного, просто напросто придумано из конъюнктурных соображений и ничего, общего, с реальными событиями, не имеет. Но для нас это и будет, как раз, представлять особый интерес. Поясню, почему? Если Жуков искажает какой-либо эпизод, значит за этим событием стоит, что очень важное, но, которое Жуков пытается скрыть от читателя  и замаскировать, более, нейтральным действием. Рассмотрим более позднее издание Жуковских мемуаров.  Почему, будет ясно из пояснений, приведенных ниже.

Итак, опять начнем с ночного звонка Сталину. Почему Сталину позвонил Жуков, а не Тимошенко? Почему нарком обороны сообщение главе государства Сталину о начале военного конфликта не сделал сам, а перепоручил это сделать начальнику Генштаба? Или это была всё же, личная инициатива Георгия Константиновича? А может, его телефонное сообщение было лишь предлогом, чтобы позвонить на дачу Сталина?  Во-первых, откуда  Жуков узнал о начале войны? Уж не немцы ли сообщили ему об этом? Во-вторых, как быстро Жуков соорентировался, что приграничный конфликт, есть начало полномасштабных военных действий Германии против Советского Союза – т.е., война.  Давайте, прикинем, приблизительно, сколько прошло времени с начала боевых действий на границе, в тот день 22 июня?

Видимо, был дан общий сигнал о начале военных действий Германских вооруженных сил. Авиация поднялась в воздух, артиллерия стала «гвоздить» по нашим приграничным районам сосредоточения войск, а танки, сминая проволочные ограждения, ринулись расчищать дорогу пехоте, ну и т.д. и т.п. Сколько нужно времени бомбардировочной авиации дальнего действия, чтобы, к примеру, нанести  бомбовый удар по городу, расположенному в глубине нашей территории? Пусть даже посты наземного обнаружения зафиксировали вторжение большого количества самолетов со стороны немецкой территории, они, ведь, только сообщат об этом по инстанции более высокому командованию. А те, в свою очередь, еще выше. Довольно длинная цепочка связи и на все нужно время. Надо же командованию осмыслить принятое сообщение, принять по нему решение,  сообщить о нем по двум каналам связи: вниз и наверх, по подчиненности.

Давайте зададимся вопросом «Откуда Жуков так быстро узнал, что началась именно война?» Это в воспоминаниях, задним числом, понятно, что есть что? А в то время, 22 июня, да около четырех утра, очень маловероятно, чтобы за столь короткое время оценить  сообщение и сделать вывод, именно о «начале войны».  Не успела, наверное, еще телефонная трубка остыть от сообщений командующих округами об интенсивном обстреле приграничных районов, как Жуков сразу, как в колокол бухнул, – война! В первом издании мемуаров Жукова фразы о войне не было. Думается, ее редактора изъяли, в свое время, и правильно сделали. Не Жуковский это уровень решать: началась война или нет. В то время, в смысле написания мемуаров, конца 60-тых годов, не глупые редактора сидели. Понимали, что к чему, да и главное, что еще живы были участники происходивших событий.  А в более позднее, Горбачевское время, уже поредели ряды бывших защитников Отечества и когда стали славить «гениального полководца всех времен и народов», то, думается, достали рукописи мемуаров Жукова,  и убрали  былые редакторские правки, чтобы придать, видимо, большую значимость этим «Воспоминаниям».

Итак, как начиналась война? Немного, чуть, повторимся. Немецкие войска были стянуты к границе и ждали приказа о начале военных действий. Но, верховное немецкое командование чего-то, выжидало, и имелся, даже, запасной вариант, по переносу даты нападения? А чего ждали? Говорят, что летной погоды. А может, ждали, откуда-то, какого-то, своего, только им, понятного сигнала. Наконец приказ о начале военных действий с Советским Союзом в войска был доставлен и  22 июня в 3часа 30 минут начались приграничные военные действия, а немецкая авиация дальнего действия нанесла, говорят даже, бомбовые удары по нашим крупным городам.  Ни какой значимости, с военной точки зрения, эти бомбардировки не имели, а преследовали лишь две, на мой взгляд, важные цели. Первая - постараться сделать необратимость военного конфликта, т.е. лишить Советскую сторону возможности мирного урегулирования военных действий на границе и вторая – бомбардировка, есть самый эффективный и действенный сигнал для заговорщиков.  Давайте, почитаем в мемуарах  Жукова, о том, как он узнал о войне.

« Под утро 22 июня  Н.Ф.Ватутин и я находились у наркома обороны С.К.Тимошенко в его служебном кабинете.
В 3 часа 07 минут мне (?) позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф.С.Октябрьский и сообщил: «Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний».
Я спросил адмирала:
- Ваше решение?
- Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота.
Переговорив с С.К.Тимошенко, я ответил адмиралу Ф.С.Октябрьскому:
- Действуйте и доложите своему наркому.
(Опускаем изложение других событий – В.М.)
В 4 часа я вновь разговаривал с Ф.С. Октябрьским. Он спокойным тоном доложил:
-  Вражеский налет отбит. Попытка удара по нашим кораблям сорвана, Но в городе есть разрушения.
Я хотел бы отметить, что Черноморский флот во главе с адмиралом Ф.С.Октябрьским был одним из первых наших объединений, организованно встретивших вражеское нападение».

Можно ли из всего приведенного выше  текста, сделать вывод, что на нас напала Германия? Очень затруднительно, даже Октябрьский не решился сделать такой вывод? Как, по Жукову, тот сообщает об инциденте? Сначала, «неизвестные самолеты», а затем – «вражеский налет отбит» и, о немцах, ни слова. Рассмотрим еще раз, внимательно, приведенный отрывок. По Жукову, он вместе со своим заместителем Ватутиным, находится в кабинете у наркома обороны Тимошенко. А что своего кабинета нет? Или же собрались вместе и ждали сообщения? И вдруг раздается нужный телефонный звонок.  Жуков же, не хозяин кабинета, а берет телефонную трубку (сам же говорит: «мне позвонил») и ведет разговор с абонентом. Странно, не правда ли? В реальной жизни, можете ли вы, придя в кабинет к своему начальнику и в его присутствии, брать телефонную трубку и отвечать на раздающиеся звонки? В нашем же случае, такое, как видите, возможно. Но, это при условии, что присутствующие в кабинете люди, есть определенное сообщество, где действующие роли, начальника и подчиненного, распределены не так, как в реальной жизни. Например, в любом тайном обществе, его руководитель, не  есть, обязательно человек, занимающий высокий пост или чин в реальной жизни, т.к. тайное общество живет и подчиняется своим, отличным от действительной жизни, законам и правилам. Жуков, по всей видимости, являлся, «активным» заговорщиком и поэтому, вполне мог чувствовать себя хозяином, даже, в кабинете наркома. Это, один из вероятных мотивов, объясняющих эту «странность». Далее о звонке командующего Черноморским флотом. В чьем же оперативном подчинении находился данный флот, что его командующий, сначала напрямую позвонил, не наркому ВМФ, в чьем прямом подчинении  находился,  а самому наркому обороны, да к тому же телефонную трубку в его кабинете, почему-то взял, лично, начальник Генштаба Георгий Константинович?

Не с этой ли целью Одесский военный округ находился в подвешенном состоянии, чтобы командующему Черноморским флотом было удобно напрямую звонить в Москву?  Для чего позвонил Октябрьский? Думаете, для того, чтобы получить разрешение на открытие зенитного огня по самолетам? Скорее, целью звонка могло быть сообщение о начале акции со стороны немцев, сигнал «наверх», не более, того. Ведь никакого существенного противодействия «неизвестным самолетам» сделано же не было. А ведь это были не просто «неизвестные самолеты». Любой гражданский человек, только по звуку моторов, определит, что это летят бомбардировщики. И ведь не пришла же, в голову командующего флотом мысль, чтобы поднять в воздух самолеты истребительной авиации Черноморского флота, которые смогли бы, наверное, определить не только опознавательные знаки этих «неизвестных» самолетов. Возможно, и не допустили бы бомбежки города Севастополя и  разбрасывания плавучих мин в акватории военно-морской базы. А если бы не было бомбежки Севастополя, то какая же без этого война?  Кроме того, командующий флотом спрашивает об указаниях у вышестоящего начальства, что в переводе с языка военных надо понимать так: можно ли открывать огонь по этим «неизвестным» самолетам? Других-то, судя по всему, видимо и не было. И что ему ответил Жуков? Если вы, например, не желаете войны, в данном случае с Германией, чтобы вы сделали на месте начальника Генштаба Жукова? Не удивлюсь, если читатель сам предложит, к примеру, что, неплохо было бы установить, для начала, чьи это самолеты?  И, во-вторых, сделать то, что мы пожелали сделать командующему Черноморским флотом. Но, это при условии, что вы не желаете войны с Германией и, лишь, пресекаете  попытки спровоцировать ее. Удивительно, что Жуков все время ругает Сталина за чрезмерную осторожность в отношении недопущения попытки попасться на провокацию на границе, а тут сам впадает в другую крайность. Чрезмерная агрессивность, особенно в отношении к неизвестной стороне. Так и рвется в бой. Смотрите, как поступает наш уважаемый  военачальник.  «Переговорив с Тимошенко», Георгий Константинович изрек вполне убедительно для Октябрьского: «Действуйте …». Это звучит, если и не как, явный приказ, то уж, во всяком случае, как одобрение действий подчиненного лица. Умеет, кстати, Жуков выкрутиться из сложной ситуации снимая с себя ответственность. Но, ведь есть, же и приказная форма в его ответе: «…доложите своему наркому». О чем? О том, что тот уже доложил более высокому начальству? Получается, какая-то глупость? Однако, через какое-то, время у Жукова, как он вспоминает, снова состоялся разговор с адмиралом Октябрьским. Непонятно, только, кто кому первый  позвонил?  «…Спокойным тоном доложил», так резюмирует Жуков свой второй разговор с командующим Черноморским флотом. А чего, тому волноваться-то? Подумаешь, налетели «неизвестные самолеты», побомбили немножко город Севастополь, всего дел-то? Хотя бы, поинтересовались оба: Жуков, и,  конечно же,  Октябрьский, чьи же, все - таки, самолеты бомбили вверенные ему для обороны объекты,  и по каким  самолетам вела огонь корабельная артиллерия и вела ли она этот огонь?

Вот, собственно и всё, что сообщил нам Георгий Константинович, восхищаясь Октябрьским, как одним из первых  «организованно встретивших вражеское нападение». А был ли сбит хотя бы один «неизвестный» самолет? А если и сбит, то чей же это, все-таки, был самолет? Такие вопросы, судя по всему, в головах наших военных даже и не возникали. Жуков-то, наверное,  сразу «догадался», чьи это были «неизвестные» самолеты. Не зря же сидел в кабинете наркома обороны. Вот такие, у нас «миротворцы» были в военных верхах.

«Интересный» случай произошел в это время в Западном военном округе. Когда «неизвестные» самолеты-бомбардировщики утром 22 июня пересекли нашу границу, то командующий ВВС Западного округа генерал-майор авиации И.И. Копец, в отличие от Ф.С. Октябрьского, поднял в воздух истребительную авиацию, чтобы препятствовать проникновению «вражеских» самолетов вглубь Советской территории. Последовал категорический приказ из Москвы: «Отставить!» Самолеты вернулись на исходные позиции, чтобы затем попасть под удар бомбардировочной авиации врага. А командующий ВВС И.И. Копец, через несколько часов после отдачи приказа, почему-то покончил жизнь «самоубийством».
Далее, в своих мемуарах,  Жуков сообщает о звонках  командующих округами, где те докладывали о нарушениях государственной границы. Отсюда, видно, и следует Жуковский вывод о начале войны.

>> Продолжение, Часть 4

 
Сайт создан в системе uCoz