<< Назад, Часть 8

Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8. Часть 9. Часть 10. Часть 11.

Теперь, читатель, вооруженный знаниями по военно-полевой хирургии, самостоятельно может оценить действия «бальзама Вишневского». Кстати, не было ли его в руках «кудесников - эскулапов»,  из числа лечащей братии окруживших Ватутина на квартире Никиты Сергеевича.  Кстати, хотелось бы, и уточнить, каким же образом Ватутин попал на квартиру Хрущева. Одного желания Хрущева мало, тому надо бы заручиться, чьим- нибудь, согласием.  И он его, судя по всему, получает, лично от … Сталина.  Ох, и хитрый бес, Никита Сергеевич! Вот и готово алиби!

В «Зеркале недели» №16 (237) 24-29 апреля 1999 года в статье Александра Фомина «Почему не спасли генерала Ватутина» приводится документ, на основании чего Ватутина, вместо того, чтобы отправить в Москву, оставили в Киеве. Автор статьи поясняет, что

«Батько» Украины Никита Хрущев (ведь в то время он был первым секретарем ЦК КП(б)У и одновременно председателем Совета Министров УССР) как и положено члену Военного совета I Украинского фронта, опекал Николая Ватутина и нес личную ответственность за состояние его здоровья. Раненого военачальника с ровенского полевого госпиталя переводят в Киев. Хотя Сталин настаивает на том, чтобы Ватутина доставили в Москву. Однако сам больной просит оставить его в киевском госпитале. Эту версию подтверждает и документ тех дней, ксерокопию которого мне любезно предоставил доктор исторических наук профессор Киевского Национального университета Владимир Сергийчук.

Москва.      Товарищу Сталину И.В.
Сегодня тов. Ватутин прибыл поездом в Киев. Я был у него в вагоне. Температура 38, самочувствие у него, по его личному заявлению, плохое. Ухудшилось оно при переезде из Ровно в Киев. В связи с этим он не хотел бы ехать сейчас в Москву, а остаться в Киеве и выждать, пока наступит улучшение. Я говорил с врачами: нач. санитарного управления I Украинского фронта тов. Семека, заместителем тов. Бурденко, тов. Шашовым и другими врачами, которые сопровождают тов. Ватутина. Все они единодушно заявляют, ранение у тов. Ватутина серьезное, но для жизни не опасное. По поводу временного оставления тов. Ватутина в Киеве они заявили, что на это нужно пойти и удовлетворить просьбу больного. В Киеве они обещают создать такие условия для лечения, какие имеются в Москве. Так как тов. Ватутину передали, что есть Ваш приказ доставить его для лечения в Москву, то в связи с состоянием здоровья он просит Вас временно для лечения ему остаться в Киеве. Со своей стороны я считаю целесообразным оставить тов. Ватутина в Киеве. Мы ему здесь создадим все условия для лечения. Прошу Вашего согласия на оставление тов. Ватутина для лечения в гор. Киеве.
Н.Хрущев      6. 3. 44.

Чего хотел на самом деле Ватутин, убыть в Москву или остаться в Киеве, мы не узнаем никогда. То, что он хотел жить, думаю, этого никто оспаривать не будет. А вот, чего хотел Хрущев, вытекает  из его действий, хотя, как всегда хитро замаскированных. Важно, одно. Прикрываясь, мнимой заботой о раненом генерале и якобы, идя навстречу желаниям местных врачей содействовать в скорейшем выздоровлении больного, Хрущев оставляет Ватутина в Киеве и как мы, теперь знаем из рассказа И.В.Ковалева, переправляет Николая Федоровича к себе в квартиру. Иван Владимирович уточняет:

«В последних числах февраля того же года в Москву позвонил из Киева Хрущев. (В это время я находился в кремлевском кабинете вождя). Сталин поговорил с ним, и  по репликам я понял, что ранен Николай Федорович Ватутин. В кабинете сидели Маленков, Булганин и Ворошилов. Сталин сказал:
 – Хрущев говорит, что бандиты ранили Ватутина. Ранен в пах, просит оставить в Киеве для лечения. Рана не очень серьезная. Оставим?
         Решили оставить в Киеве».

Как видите, Хрущев решил подстраховаться. Сначала позвонил, а затем все оформил документально. Слова к делу не пришьешь, а письмом всегда можно прикрыться от обвинения. И вот, таким образом Ватутин оказался на квартире у Никиты Сергеевича.
А там могло произойти все то, что способствует сепсису, а проще говоря, гангрене. Сценарий примерно таков. Разумеется, прибыл из Центрального госпиталя врач (не Хрущев же накладывал повязку на рану?). Он мог и не участвовать в «тайной» операции, настолько все можно сделать легально, и видимо, наложил на рану повязочку с «чудодейственным бальзамом Вишневского». И процесс «анаэробного развития инфекции» пошел своим ходом. Конечно, это было под контролем «опытных» товарищей. И ведь, что главное, не подкопаешься. Все на законном основании. Теперь становится более понятной криптограмма Хрущева, когда он описывает действия раненого Ватутина:  «Но вот как-то он говорит мне: "Что-то температура у меня поднялась, и я плохо себя чувствую".

Понятно, воспалительный процесс пошел, и раненый сразу почувствовал недомогание, связи с повышенной температурой тела. Если бы, Ватутин находился в Центральном госпитале, то врачи сразу бы определили воспалительный процесс. Для этого и меряюттемпературу больным в любом лечебном медицинском учреждении,  два – три раза в день, чтобы вовремя отреагировать на воспалительный процесс в теле пациента. Хрущев и подельники успокоили больного, сказав, что ничего, мол, страшного нет, рана же, однако. Кстати и пригодилось, к месту, его раннее заболевание малярией.

«Врачи, осмотрев его, сказали, что, видимо, это рецидив малярии. Он болел малярией раньше, да и на фронте, когда мы были с ним там вместе, тоже болел ею. Я ответил: "Жаль. Она, видимо, измотает вас, ну, ничего не поделаешь".

Если это – «рецидив малярии», сказал, действительно, врач, то это явный сговор с Никитой Сергеевичем. Но, может это все, просто, выдумал Хрущев, покойник-то, не возразит. Здесь, что играло на руку, злодеям. Рана была в верхней части ноги, т.е. в бедренной части, где имеется много мышечной массы, и развейся воспалительный процесс до определенной критической грани – спасти больного, практически, не возможно - отделять зараженную ткань неоткуда: пополам Ватутина не разрежешь. Хрущев, видимо, «тянул резину» с приходом врачей, успокаивая Ватутина, чем мог.

«Через день-два процесс стал нарастать. Тогда врачи сказали: "Это не малярия, это — более серьезное явление, возникло заражение раны". Это всех встревожило. Заражение раны — нагноение, гангрена, ампутация конечности или смерть. Видимо, дальше, тянуть с приходом врачей стало опасно, поэтому Хрущев сымитировал тревогу, прибывшие на квартиру врачи и поставили диагноз «заражение». «Чудо-бальзам Вишневского», ведь работал день и ночь. Надо полагать, что уже на квартире, стало ясно, что дело плохо. Теперь, Хрущеву надо избавиться от Ватутина и он, «с чувством выполненного долга», теперь передает уже находящегося в тяжелом состоянии Николая Федоровича в Центральный госпиталь. Но и там, можно «потянуть резину». Будем, мол, ждать прилета из Москвы светила медицинской науки Главного хирурга Красной Армии Н.И.Бурденко, чтобы прикрыться его именем. А что, тот мог сделать, если его, грубо говоря, «поставили» перед фактом? Бурденко прилетал в Киев дважды: сразу после ранения Ватутина и после пребывания Николая Федоровича на квартире Хрущева. Помните, водитель Кабанов вспоминал, что два раза ездил на аэродром встречать Бурденко. В первый раз, осмотрев раненого Ватутина, что мог сказать такой опытный врач, как Бурденко: сквозное ранение – бывает и хуже. Необходим покой,  хорошее питание и медицинская помощь в разумных пределах (разумеется, без мази Вишневского). А вот, во второй раз, думается, он выразил полное недоумение по поводу случившегося. Как такое могло произойти? И слова Хрущева, где он, якобы, оправдывался перед Сталиным -  это он произносил, судя по всему, в разговоре, именно, с Бурденко - « а что я могу, простой человек, не медик? Любой честный человек, пусть и  в звании врача, вправе задать вопрос, по поводу такого состояния пациента, даже такому высокопоставленному советскому чиновнику, каким был Никита Хрущев.

>> Продолжение, Часть 10