Кто расстрелял пленных польских офицеров в Катыни |
Владислав Швед, Сергей Стрыгин. Забытый геноцид. (газета "Завтра". 14 июня 2006 г.) У рядового поляка за последние 25 лет слово "Катынь" стало знаковым. В Польше сложилась целая общенациональная пропагандистская индустрия, успешно эксплуатирующая катынскую тему. В каждом уважающем себя польском городе обязательно есть местный "Катынский крест", собственная улица "Жертв Катыни", своя гимназия "имени Героев Катыни". Особый упор в пропаганде делается на то, что беспричинный расстрел польских военнопленных весной 1940 г. якобы был заранее спланирован высшим советским руководством. При этом, однако, польская сторона не признает своей ответственности за гибель десятков тысяч красноармейцев в польском плену в 1919-22 гг. и категорически отвергает любые обвинения по этому поводу. Своеобразной "индульгенцией" для Польши в этом вопросе польские историки пытаются представить изданный в 2004 г. российско-польский сборник документов и материалов "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.". Утверждается, что: "Достигнутое согласие исследователей (российских и польских составителей сборника. — Прим. авт.) в отношении количества умерших в польском плену красноармейцев… закрывает возможность политических спекуляций на теме, проблема переходит в разряд чисто исторических…" (А.Памятных. "Новая Польша", 2005, №10). Однако изучение документов сборника "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг." раскрывает картину такого дикого варварства и бесчеловечного отношения к пленным красноармейцам, что о переходе этой проблемы в "разряд чисто исторических" также не может быть и речи! Анализ документов сборника "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг." позволяет сделать вывод, что, вероятно, во многих случаях исполнители на местах руководствовались вовсе не благообразными указаниями официальной Варшавы, а преступными распоряжениями своих непосредственных начальников, предположительно, действовавших на основании секретных договоренностей и устных директив высших польских руководителей. Например, параграфом 20 инструкции Министерства военных дел Польши для лагерей от 21 июня 1920 г. наказание пленных поркой было строго запрещено (с.225). В то же время, как свидетельствуют документы сборника, наказание розгами стало системой в большинстве польских лагерей для военнопленных и интернированных в течение всего срока их существования. Повсеместным явлением в польских лагерях, несмотря на декларируемые польскими властями меры, была смерть военнопленных от истощения. Культработник РККА Вальден (Подольский), прошедший все круги ада польского плена в 1919-20 гг., в своих воспоминаниях "В польском плену", опубликованных в 1931 г., как бы предвидя разгоревшиеся спустя 80 лет споры, писал: "Слышу протесты возмущенного польского патриота, который цитирует официальные отчеты с указанием, что на каждого пленного полагалось столько-то граммов жиров, углеводов и т. д. Именно поэтому, по-видимому, польские офицеры так охотно шли на административные должности в концентрационных лагерях" ("Новый мир", 1931, № 5, с.88). Не случайно Верховный чрезвычайный комиссар по делам борьбы с эпидемиями Эмиль Годлевский, в своем письме военному министру Польши Казимежу Соснковскому в декабре 1920 г. положение в лагерях военнопленных характеризовал как "просто нечеловеческое и противоречащее не только всем требованиям гигиены, но вообще культуре" ("Красноармейцы в польском плену…", с.419). Реальная позиция верховных польских властей по отношению к "большевистским пленным" была изложена в протоколе 11-го заседания Смешанной (Российской, Украинской и Польской делегаций) комиссии по репатриации пленных от 28 июля 1921 г. В нем констатируется: "когда лагерное командование считает возможным… предоставление более человеческих условий для существования военнопленных, то из центра идут запрещения" (там же, с. 643). В том же протоколе 11-го заседания Смешанной комиссии была сформулирована общая оценка ситуации, в которой находились пленные красноармейцы в польских лагерях. С этой оценкой была вынуждена согласиться польская сторона: "РУД (Российско-Украинская делегация) никогда не могла допустить, чтобы к пленным относились так бесчеловечно и с такой жестокостью… РУД делегация не вспоминает про тот сплошной кошмар и ужас избиений, увечий и сплошного физического истребления, который производился к русским военнопленным красноармейцам, особенно коммунистам, в первые дни и месяцы пленения" ("Красноармейцы в польском плену…", с.642). Польский генерал-поручик Ромер в своем отчете от 16 декабря 1920 г. о результатах проверки лагеря пленных в Тухоли отмечал, что в лагере "…на пищевом довольствии в среднем 6000, количество больных по причине значительного числа инфекционных болезней идет вверх — 2000, средний уровень смертности в день — 10 человек… Пленные, правда, в рваной одежде, но по сравнению с другими лагерями, за небольшим исключением, в целом одеты, обуты… Размещение пленных не совсем надлежащее. Пленные ослаблены, требуют поддержки, размещены в очень плохих землянках" ("Красноармейцы в польском плену…", с.454). В то же время документы сборника "Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг." свидетельствуют о том, что при заболеваемости в 2000 чел. смертность зимой 1920/21 г. в польских лагерях для военнопленных была несравненно выше. Так, начальник медицинской службы Французской военной миссии в Польше майор медслужбы Готье в начале ноября 1920 г. отмечал, что в лагере Стшалково при заболеваемости в 2200 больных смертность достигала 50 человек в день (там же, с. 361). В середине ноября она составила уже 70 человек в день (там же, с. 388). Представители американского Союза Христианской молодежи еще в октябре 1920 г. отмечали, что в Тухольском лагере "состояние лазарета ещё хуже, чем в Стшалково" (там же, с. 344). Поэтому нет сомнений в том, что смертность в Тухольском лазарете в декабре 1920 г. была значительно выше 10 чел. в день, и что генерал Ромер стал жертвой "точной" лагерной отчетности, о которой мы уже говорили. |
|