Владимир Бобров, Игорь Пыхалов

Долгие годы разоблачители "культа личности" паразитировали на том, что тема репрессий считалась в СССР "закрытой". Пользуясь отсутствием опубликованных документов, они могли безнаказанно давать волю своим фантазиям. Вот характерное свидетельство известного историка-эмигранта С.Максудова:

"В свое время я много расспрашивал бывших узников ГУЛАГа о численности их лагерей и знаю, что большинство из них склонны сильно преувеличивать практическую роль Архипелага и его размеры. Разговоры о грузоподъемности транспортных средств или даже просто о численности мужчин в определенных возрастных группах вызывали у них, как правило, только раздражение или неприязнь. Без особого успеха пытался я объясниться с Александром Исаевичем Солженицыным относительно ошибочного толкования им расчетов И.Курганова. Великий писатель ответил примерно так: поскольку советская власть прячет сведения, мы имеем право на любые догадки"¹.

Однако сейчас, после открытия архивов, ситуация коренным образом изменилась. И что теперь прикажете делать профессиональным антисталинистам, загнанным в угол и припертым к стене фактами? Признать свою неправоту? Ни в коем случае! Гораздо удобнее взять и объявить все "неудобные" документальные источники сфальсифицированными, противопоставляя им всякого рода "воспоминания", "рассказы очевидцев" и прочую художественную литературу.

Что же заслуживает большего доверия: документы или устные рассказы "узников ГУЛАГа"? Проанализируем для примера один конкретный эпизод "сталинских репрессий".

Как известно, во время февральско-мартовского Пленума 1937 года для выработки проекта постановления по делу Бухарина и Рыкова была создана специальная комиссия, председателем которой стал Микоян, а членами - Андреев, Сталин, Молотов, Каганович Л.М., Ворошилов, Калинин, Ежов, Шкирятов, Крупская, Косиор, Ярославский, Жданов, Хрущев, Ульянова, Мануильский, Литвинов, Якир, Кабаков, Берия, Мирзоян, Эйхе, Багиров, Икрамов, Варейкис, Буденный, Яковлев Я., Чубарь, Косарев, Постышев, Петровский, Николаева, Шверник, Угаров, Антипов, Гамарник².

Вот "свидетельство" жены Бухарина - А.М.Лариной (Лурье):

"О мужественном поведении И.Э.Якира, входившего в комиссию по решению судьбы Бухарина и Рыкова и воздержавшегося от голосования, я узнала от жен Якира, Уборевича (Иерониму Петровичу сообщил об этом сам Якир), наконец, то же говорила мне жена Чудова. Учитывая ситуацию, поступок Якира можно приравнять к выступлению в защиту Бухарина и Рыкова.

Как вели себя в комиссии М.И.Ульянова и Н.К.Крупская, узнать от жен военных мне не удалось. В это они посвящены не были. Но Л.К.Шапошникова рассказала мне со слов Чудова, что на комиссию они не явились. Иных подтверждений у меня нет. Но, похоже, так оно и было. Они-то хорошо понимали (уже знали), что изменить решение Сталина невозможно ..."³.

А вот документальная версия, изложенная историками Г.Бордюговым и В.Козловым:

"Комиссия под председательством Микояна, созданная на Пленуме для выработки постановления по "делу т.т. Бухарина и Рыкова", приступила к работе в условиях, когда, казалось бы, вопрос ясен. Однако даже теперь Сталину пришлось прибегнуть к политическому маневру. Это подтверждает факт обсуждения заключительной формулировки резолюции. Вариант Ежова - исключить Бухарина и Рыкова из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б) и предать их суду Военного трибунала с применением высшей меры наказания - расстрела - первоначально поддержали Буденный, Мануильский, Шверник, Косарев, Якир. Предложение Постышева - предать суду без применения расстрела - поддержали Шкирятов, Антипов, Хрущев, Николаева, Косиор, Петровский, Литвинов. И неизвестно еще, как бы развивались события, если бы Сталин не предложил ловкий и тонкий ход: "суду не предавать, а направить дело Бухарина и Рыкова в НКВД", якобы для дополнительного расследования. Данный вариант поддержали сначала Ульянова, Крупская, Варейкис, Молотов, Ворошилов, а затем и все остальные члены комиссии. Об этом едином мнении сообщил Сталин 27 февраля 1937 года участникам Пленума. Пленум единогласно проголосовал за это решение при двух воздержавшихся - Бухарине и Рыкове"⁴.

Примерно о том же сообщает в своей книге Д.Волкогонов:

"- Я за предложение товарища Сталина. - Так заявили Крупская, Варейкис, Молотов, Ворошилов. Иные повторили слова Постышева - Косиор, Петровский, Литвинов: за "суд без расстрела". Но из истории не выбросишь и того, что Косарев и Якир, ближайшие очередные жертвы беззакония, проголосовали и после сталинского предложения за "исключение, суд и расстрел""⁵.

Хотя Волкогонов и ссылается на архивный документ⁶, в его изложении есть небольшая, но все же непозволительная для серьезного историка неточность: на заключительном голосовании специальной комиссии по делу Бухарина и Рыкова Якир в конце концов согласился с принятым единогласно "предложением т. Сталина". Тем не менее, Волкогонов справедливо пишет о том, что, выступая в прениях, Якир вместо "защиты Бухарина и Рыкова", наоборот, изначально придерживался совсем иного мнения: "исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ЦК ВКП(б), предать суду и расстрелять".

Не подтверждается и версия супруги Бухарина о неявке на заседание комиссии М.И.Ульяновой и Н.К.Крупской.

Тем не менее, Ларина настаивает, что права именно она:

"Однако я убеждена в том, что если документ голосования в комиссии (оно, как рассказали мне те же жены, было поименное) и сохранен для истории, он сохранен лишь в том виде, как того пожелал Сталин.

Именно поэтому документ о составе комиссии и ходе обсуждения, на котором основываются Г.Бордюгов и В.Козлов в статье "Николай Бухарин. Эпизоды политической биографии" и Д.Волкогонов в работе "Триумф и трагедия" (политический портрет Сталина) не вызывает у меня доверия. На основе оставленного для истории документа можно заключить, что комиссия была куда многочисленней, чем об этом рассказал мне Бухарин. Возможно, Н.И. упомянул лишь главных членов комиссии, не исключено, что в комиссию были введены дополнительно не члены Политбюро уже после ухода Бухарина и Рыкова с пленума.

Подозрение вызывают противоречия между данными о поведении на комиссии Якира, полученными мною, и тем, как оно отражено в документе.

<...>

Многим членам комиссии, в том числе и А.Косареву, оставалось жить недолго, Якиру и вовсе чуть больше двух месяцев, и оставить свидетельство для истории, какое было угодно диктатору, ничего не стоило. Кстати, Нина Владимировна Уборевич рассказала мне о поведении Якира на комиссии по собственной инициативе - "он был единственным, кто воздержался от голосования""⁷.

Что ж, посмотрим, насколько убедительна подобная версия.

Для начала зададимся вопросом, а в какой степени "вызывает доверие" само сочинение Лариной? Как правило, авторы воспоминаний описывают то, чему они были непосредственными свидетелями, в чем принимали личное участие. Однако связь Лариной с событиями на Пленуме прослеживается лишь в том, что она какое-то время делила кремлевскую жилплощадь со своим мужем. Из множества "фактов", сообщенных мемуаристкой, с большим или меньшим доверием можно отнестись только к тем, о которых она пишет как о собственном, в том числе лагерном, опыте. Остальное, увы, проходит по категории слухов и сплетен. Воспроизведенное по памяти после долгих лет заключения и ссылки пресловутое "завещание" Бухарина, по правилам исторической науки также следует рассматривать как заведомо ненадежный источник.

В чем же состоит личный опыт Лариной-Бухариной?

Легко заметить, что многие факты из ее судьбы зачастую прямо противоречат тем оценкам пережитого, которые мемуаристка хотела бы внушить своим читателям. Так, несмотря на исключение из ВКП(б) и арест Бухарина, Лариной в течение нескольких месяцев удалось сохранять за собой кремлевские апартаменты, которые достались ее мужу как представителю партийной элиты. Причем именно Сталин категорически выступил против немедленного выселения супруги опального лидера "правых" из Кремля. Живя в Москве, Ларина дважды передавала мужу книги, запрошенные им для работы в тюрьме. Находясь в камере, Бухарин написал более 50 авторских листов: теоретические работы "Философские арабески" и "Социализм и культура", первую часть автобиографического романа "Времена", а также книгу стихов⁸, что явно не вписывается в красочно расписанную досужими публицистами картину "застенков НКВД", в которых к заключенным применяли пытки и издевательства.

Лишь после того, как летом 1937 г. чекисты получили первые признания Бухарина, его жене, наконец, было предложено покинуть Москву и переселиться на выбор в один из пяти городов Советского Союза (она выбрала Астрахань). Чуть позже, когда Ежов (опираясь, заметим, на узаконенное решение о применении репрессивных мер к членам семей "врагов народа") потребовал применить к Лариной высшую меру наказания, Сталин посчитал такое наказание чрезмерным и настоял на сохранении ей жизни⁹. Разумеется, Ларина многие годы провела в лагере и ссылке, но дожила до глубокой старости и даже дождалась "реабилитации" своего мужа.

Однако вернемся к протоколу заседания Комиссии по делу Рыкова и Бухарина. Есть ли хоть какие-нибудь основания сомневаться в его достоверности? Сегодня, когда из хранилищ бывшего Центрального партархива извлечен оригинал документа и для всеобщего обозрения опубликована его фотокопия, малейшие сомнения в подлинности этого важного свидетельства работы комиссии Политбюро отпадают сами собой. А вот доводы Лариной основаны лишь на подозрениях и приводятся вообще без каких-либо доказательств. К примеру, она откровенно признается:

"Дальнейшие подробности мне стали известны от жен, мужья которых присутствовали на пленуме и были арестованы после Бухарина, но расстреляны до него. Сведения я получила главным образом от Сарры Лазаревны Якир, Нины Владимировны Уборевич и жены Чудова, Людмилы Кузьминичны Шапошниковой. Все трое рассказали мне одно и то же. Поэтому предполагаю, что информация точна"¹⁰.

Действительно, на первый взгляд, в своем рассказе Ларина опирается на три независимых источника. Но это только на первый взгляд. Дело в том, что собеседницы Лариной тоже не присутствовали на заседании комиссии. Откуда же они могли узнать "подробности"? Жена Якира - непосредственно от своего мужа. Жена Уборевича - от Уборевича. Однако Иероним Петрович на комиссии не присутствовал. Откуда же он узнал о поведении Якира? Ах да, ему "сообщил об этом сам Якир". Наконец, третий из супругов собеседниц Лариной, Чудов, опять-таки не входил в состав комиссии. Следовательно, и его жена тоже узнала о результатах голосования из вторых или третьих рук, и вся эта "точная информация" основана на сплетнях, первоисточником которых явился сам Якир. Надо полагать, ему попросту было стыдно признаться жене и друзьям, как он проголосовал на самом деле.

И, наконец, последнее утверждение Лариной: дескать, "фальсификация" была затеяна для того, чтобы "сохранить для истории" документ "в том виде, как того пожелал Сталин". То есть, протокол специально подделали, дабы опорочить доброе имя Якира в глазах потомков. Однако, как говорится, не слишком ли много чести? Документ совсем не предназначался для публикации, и увидел свет только в наше время. К тому же Сталину заниматься такими мелкими подлогами вообще не имело никакого смысла: почти на каждом из сохранившихся документов из недр Политбюро за 1937-1938 гг. есть виза или правка вождя. Так что сама мысль, будто Сталин занимался подчисткой нескольких страничек машинописного текста специально "для истории", тогда как только его личная "особая папка" содержит не одну сотню куда более впечатляющих документов на ту же тему, может прийти в голову лишь человеку с больным воображением.

Оставим, однако, в покое бредовые измышления недобросовестной мемуаристки и обратимся к фотокопии правленого рукой Микояна оригинала протокола специальной комиссии.

Что же мы видим? Во-первых, никто из присутствовавших не испытывал и тени сомнения, стоит ли исключать Бухарина и Рыкова из ЦК и ВКП(б), - все единодушно высказались "за", не соглашаясь лишь в том, насколько суровым должно быть наказание. С самым жестким предложением выступил Ежов, мнение которого - "исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б) и предать суду с применением расстрела" - поддержали Буденный, Мануильский, Шверник, Косарев и Якир. Против применения смертной казни, но за предание Бухарина и Рыкова суду высказались Постышев, Шкирятов, Антипов, Хрущев, Николаева, С.Косиор, Петровский и Литвинов. 16 из 36 членов комиссии не выступали в прениях, хотя, например, председательствующий А.И.Микоян еще до начала ее работы выразил солидарность с прозвучавшими в речи Ежова репрессивными мерами.

Наконец, несколько членов комиссии высказались "за предложение т. Сталина". Но в чем оно, собственно, состояло?

Из фотокопии протокола комиссии следует, что поначалу "предложение т. Сталина" сводилось к тому, чтобы ограничиться лишь административной ссылкой, без предания Бухарина и Рыкова суду и без передачи их дела в НКВД. Именно такое предложение - "выслать" - поддержали в прениях М.Ульянова, Варейкис, Крупская, Молотов, Ворошилов. Однако под давлением радикально настроенных членов комиссии оказалось принято другое решение, и для окончательного утверждения Пленумом ЦК была выработана иная "мотивированная резолюция", где уже говорилось о необходимости передать дело Бухарина и Рыкова в НКВД. Хотя так и не ясно, кто же все-таки выступил с предложением такого содержания, оно получило поддержку всех членов комиссии. Возможно, это была чья-то реплика, или в сталинском выступлении на заседании комиссии обсуждалось несколько вариантов решения вопроса о деле Рыкова и Бухарина, но в любом случае "предложение т. Сталина" было самым мягким из всех прозвучавших.

Как напоминают читателям Дж. Гетти (США) и О.Наумов (Россия) в строго документированной книге "Дорога к террору: Сталин и самоуничтожение большевиков в 1932-1939 гг.", в рассматриваемый период "умеренная" позиция вождя по вопросу репрессий и, в частности, по отношению к Бухарину не была чем-то исключительным:

"Вслед за реабилитацией Бухарина в сентябре 1936 г. и предпринятыми Сталиным усилиями отложить судебное разбирательство против него на декабрьском Пленуме 1936 г., это был третий случай, когда Сталин лично вмешался, чтобы не отдавать Бухарина под суд"¹¹.

Но это еще не все. Опровергая наветы и клевету записных обличителей Сталина, в своих комментариях к событиям на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) авторы приходят к следующему выводу:

"Теперь мы можем окончательно исключить так часто встречающуюся в литературе точку зрения, что Сталин в этот период уступал мнению коалиции старых большевиков, настроенных против террора. Среди часто упоминавшихся в этой роли (Куйбышев, Киров, Орджоникидзе и другие) никого на момент проведения Пленума не осталось в живых. Наоборот, по документам выходит, что Сталин был единственным, кто продолжал противиться как тюремному заключению, так и применению смертного приговора"¹².

Любопытно, что это мнение ученых подкрепляют и некоторые другие сталинские инициативы, прозвучавшие все на том же февральско-мартовском Пленуме. Так, одно из двух выступлений вождя было посвящено итогам дискуссии по вопросу об "уроках вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов по народным комиссариатам тяжелой промышленности и путей сообщения". С этой речью¹³ особенно полезно ознакомиться всем любителям "страшилок" про "большой террор": главные предложения Сталина по преодолению в стране опасных общественно-политических тенденций сводились, не к массовым арестам и казням, а к необходимости ... усилить работу внутри ВКП(б), сделав упор на развитии демократии, партийном образовании и идеологической переподготовке кадров на ленинских курсах.

Что же получается? В разливанном море мемуарно-публицистических сочинений (на манер ларинского "Незабываемого") Сталин представлен в образе коварного и алчущего крови вампира, шаг за шагом загоняющего в угол свои жертвы для будущей расправы. Однако подлинники архивных документов просто вопиют, что в самый канун "массовых репрессий" Сталин не только не стремился развязать "бойню" или каким-то образом ускорить драматический ход событий, но оказался, по сути, в меньшинстве или даже одиночестве в своих попытках сдержать кровожадные устремления своих коллег по ЦК ...

Вот и судите сами, что же перевесит на весах истории: документы из архивов или сплетни озлобленных родственниц "врагов народа".

Примечания

3. Ларина (Бухарина) А.М. Незабываемое. М., 1989. С.359.

4. Бордюгов Г., Козлов В. Николай Бухарин. Эпизоды политической биографии // Коммунист. 1988, №13. С.108.

5. Волкогонов Д. Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Кн.1, ч.2. М., 1989. С.213.

6. ЦПА ИМЛ (ныне РЦХИДНИ), ф.17, оп.2, д.577, л.5-20.

7. Ларина (Бухарина) А.М. Незабываемое. М., 1989. С.359-361.

8. См.: Бухарин Н.И. Тюремные тетради. В 2-х тт. М., 1996; Бухарин Н.И. Времена. М., 1994.

9. Ларина (Бухарина) А.М. Незабываемое. М., 1989. С.178.

10. Там же. С.358.

11. J. Arch Getty and Oleg V. Naumov. The Road to Terror: Stalin and Self-Destruction of the Bolsheviks, 1932-1939. Yale University Press, 1999. P.416.

12. Ibid. P.416.

13. Сталин И.В. Соч., т.14. О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников. Доклад на Пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 г.