ЕЩЁ РАЗ О «22 ИЮНЯ»
(как описываются последние предвоенные дни в мемуарах известных маршалов и что такое «Директива № 1» на самом деле)
Читая дальше воспоминания Баграмяна и дойдя до событий 18 июня, когда в округа пошли телеграммы о приведении частей этих округов в полную боевую готовность, видно, что Баграмян либо об этой телеграмме тоже ничего «не знает», либо лукавит. Ведь его «воспоминания» писались после уже изданных и официально утвержденных версий начала войны от Г.К.Жукова, по которым части западных округов, приводились в полную боевую готовность только в ночь на 22 июня, но никаких команд до 22 июня из Генштаба и Наркомата обороны для западных округов вовсе не было. Однако об одной телеграмме из Генштаба Баграмян сообщает. Вот что пишет Баграмян об этих днях: «…В то же утро (19 июня) из Москвы поступила телеграмма Г. К. Жукова о том, что Народный комиссар обороны приказал создать фронтовое управление и к 22 июня перебросить его в Тарнополь. Предписывалось сохранить это "в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа".
… По нашим расчетам, все фронтовое управление перевезти автотранспортом было не только трудно, но и слишком заметно. Поэтому было решено использовать и железную дорогу. Командующий округом приказал железнодорожный эшелон отправить из Киева вечером 20 июня, а основную штабную автоколонну — в первой половине следующего дня.
— А как насчет войск? — спросил я у начальника штаба.
— Пока поступило распоряжение лишь относительно окружного аппарата управления. А вам нужно, не теряя времени, подготовить всю документацию по оперативному плану округа, в том числе и по плану прикрытия госграницы, и не позднее двадцать первого июня поездом отправить ее с надлежащей охраной в Генеральный штаб. После этого вместе со своим отделом выедете вслед за нами на автомашинах, чтобы не позднее семи часов утра двадцать второго июня быть на месте в Тарнополе.
Я, естественно, выразил удивление, что командование выезжает на командный пункт без оперативного отдела: ведь случись что, оно не сможет управлять войсками, не имея под рукой ни офицеров-операторов, ни специалистов скрытой связи. Но предложение оставить со мной двух-трех командиров, а остальных во главе с моим заместителем отправить одновременно с Военным советом не было одобрено Пуркаевым. В этом нет необходимости, пояснил он: к утру 22 июня оперативный отдел будет уже в Тарнополе, а до этого вряд ли он потребуется.
…Вечером 20 июня мы проводили отправлявшихся поездом, а в середине следующего дня — уезжавших на автомашинах.
…В субботу (21 июня) мы закончили отправку всех срочных документов в Москву. К подъезду штаба округа подкатило несколько автобусов и грузовых машин.
…Я ехал на легковой машине в голове колонны. Бегло просмотрел газеты, в которые так и не удалось заглянуть днем. На страницах не было ничего тревожного.
И все же на душе было беспокойно. Видимо, потому, что я и мои помощники знали значительно больше, чем сообщалось в газетах.
… Непредвиденные задержки срывали график марша. Назревала угроза, что к 7 часам утра (22 июня) я не сумею привести свою автоколонну в Тарнополь. Привитое в армии стремление к точному выполнению приказа не позволяло мириться с этим. К тому же всю ночь мучила мысль, что на рассвете может разразиться война. Приказываю ускорить движение. Рассвет застал нас неподалеку от Бродов — небольшого, утопающего в зелени украинского местечка. Здесь мы сделали очередную десятиминутную остановку.
… Возвратившись в голову колонны, я собирался уже подать сигнал "Вперед", как вдруг в воздухе над Бродами послышался гул. Все подняли головы, вглядываясь в небо. Мы знали, что здесь у нас аэродром, на котором базируются истребители и штурмовики. Что-то рано наши летчики начали свой трудовой день...
…Но послышались гулкие взрывы…» Началась Война.
Может, И.Х. Баграмян и имел дар «предвидения», но, скорее всего и он тоже точно знал, что 22 июня начнется война. Ну, а дальше он сообщает о состоянии дел с мех корпусами второго эшелона: «… большинство соединений прикрытия (части первого эшелона) было рассредоточено в значительном удалении от государственного рубежа, а корпуса второго эшелона находились от него в 250—300 километрах. Удастся ли задержать врага (частями первого эшелона)? Иначе отмобилизование корпусов второго эшелона будет сорвано, и им придется вступить в сражение в их нынешнем состоянии — с большим некомплектом в живой силе и технике…».
Как же можно было удержать немцев стрелковыми корпусами первого эшелона, что в этот день тоже все ещё были в пути следования и так и не вышли в районы сосредоточения? А «корпуса второго эшелона» КОВО, что находились от границы «в 250—300 километрах» (те самые пять стрелковых корпусов второго эшелона, общей численностью около 200 тысяч штыков, и четыре механизированных корпуса, общей численностью под 150 тысяч штыков, что должны были встретить врага в 30-50 км от границы, и что стали выдвигаться к границе после 15 июня), к воскресенью 22 июня действительно так и не вышли в районы сосредоточения, были рассредоточены на «значительном удалении от государственного рубежа», а, попросту говоря, были все ещё на марше.
Пограничники, конечно, проявляли чудеса героизма, но немцы наши заставы просто обходили и шли дальше, и реально небольшая горстка пограничников и приграничные части, никак не могли задержать Вермахт на границе на несколько дней. Стрелковые корпуса на марше вступали в бой с немцами разрозненно, частями и с ходу, не подготовив оборонительных позиций, пехота против танковых клиньев Вермахта. Наш первый эшелон немцы просто намотали на гусеницы, а наши стрелковые и механизированные корпуса второго эшелона вступали в бой также с ходу. Без подготовки.
Почитайте ещё воспоминания командира такого механизированного корпуса второго эшелона в КОВО генерал-майора К.К. Рокоссовского. Как он встретил войну, как уже после 22 июня ломал замки на складах, чтобы получить оружие и боеприпасы на базах вооружений (чьё командование также не было поставлено своим командованием в известность о возможном нападении и в воскресенье 22 июня отсутствовали на своих рабочих местах), как реквизировал грузовики, сколько расписок исписал при этом. При этом автомобили для своего мехкорпуса Рокоссовский реквизировал в соседнем городке, в 60 км от места дислокации штаба корпуса.
«…Каждый знал свое место и точно выполнял свое дело.
Затруднения были только с материальным обеспечением. Ничтожное число автомашин. Недостаток горючего. Ограниченное количество боеприпасов. Ждать, пока сверху укажут, что и где получить, было некогда. Неподалеку находились центральные склады с боеприпасами и гарнизонный парк автомобилей. Приказал склады вскрыть. Сопротивление интендантов пришлось преодолевать соответствующим внушением и расписками. Кажется, никогда не писал столько расписок, как в тот день…» ()