|
На главную страницу |
ИЗМЕНА И ТЕРРОР
1. Дипломатия измены
Эпидемия измены и террора прокатилась по Европе.
Очагом заразы была нацистская Германия. 11 января 1934 г. агентство "Юнайтед пресс" телеграфировало из Лондона: "С тех пор, как нацистская Германия стала центром нового фашистского движения, весь континент превратился в арену агитации и актов насилия со стороны тех, кто считает, что старая форма государственного управления обречена".
Термин "пятая колонна" тогда еще был неизвестен. Но тайный авангард германского верховного командования уже развернул свое наступление против народов Европы. Французские кагуляры и "Огненные кресты", английский "Союз фашистов", бельгийские рексисты, польская П.О.В., чехословацкие генлейновцы и гвардия Глинки, норвежские квислинговцы, румынская "Железная гвардия", болгарская ИМРО, финские ляпуассцы, литовский "Железный волк", латвийский "Огненный крест" и многие другие вновь создававшиеся нацистами тайные общества или реорганизованные контрреволюционные лиги уже начали свою работу, расчищая путь для побед германской армии и для порабощения континента и готовя нападение па Советский Союз.
Вот неполный список наиболее важных актов нацистско-фашистского террора, совершенных вскоре после прихода Гитлера к власти:
Октябрь 1933 г. Убийство в Львове (Польша) секретаря советского посольства Алексея Маилова агентами ОУН, террористической организации украинских националистов, финансировавшейся нацистами.
Декабрь 1933 г. Убийство румынского премьера Иона Дука "Железной гвардией", организацией нацистско-румынских террористов.
Февраль 1934 г. Мятеж в Париже, поднятый французской фашистской организацией "Огненные кресты", инспирируемой нацистами.
Март 1934 г. Попытка переворота в Эстонии, подготовленного фашистским союзом "Борцов за свободу", финансировавшимся нацистами.
Май 1934 г. Фашистский переворот в Болгарии, Попытка путча в Латвии, организованная "Балтийским братством, находившимся под контролем нацистов.
Июнь 1934 г. Убийство польского министра внутренних дел генерала Бронислава Перацкого агентами ОУН, террористической организации украинских националистов. финансировавшейся нацистами.
Убийство агентами ОУН Ивана Бабия, руководителя "Организации католического действия" в Польше.
Попытка крупного мятежа в Литве, подготовленного нацистской организацией "Железный волк".
Июль 1934 г. Неудавшийся нацистский путч в Австрии и убийство нацистскими террористами канцлера Энгельберта Дольфуса.
Октябрь 1934 г. Убийство короля Югославии Александра и французского министра иностранных дел Барту агентами усташей, хорватской фашистской организации, контролировавшейся нацистами.
Два человека руководили организацией этой нацистской "пятой колонны" и контролировали ее деятельность, которая вскоре распространилась далеко за пределы Европы, охватив Соединенные Штаты, Латинскую Америку, Африку и, во взаимодействии с японской разведкой, весь район Дальнего Востока. Это были Альфред Розенберг и Рудольф Гесс. Розенберг возглавлял внешнеполитический отдел национал-социалистской партии, в задачу которого входило руководство тысячами нацистских шпионских, вредительских и пропагандистских агентств во всем мире, в частности сконцентрированных в Восточной Европе и Советской России. Как заместитель Гитлера, Рудольф Гесс ведал всеми секретными внешними сношениями нацистского правительства.
Альфред Розенберг, бывший эмигрант-монархист из Ревеля, первым установил от имени нацистов тайные отношения со Львом Троцким. Эти отношения закрепил Рудольф Гесс, заместитель Гитлера...
В сентябре 1933 г., через восемь месяцев после того, как Адольф Гитлер стал диктатором Германии, дипломат-троцкист и немецкий агент Николай Крестинский остановился на несколько дней в Берлине по пути в Киссинген, где он каждый год "отдыхал и лечился". Крестинский занимал тогда пост заместителя комиссара по иностранным делам.
В Берлине, в советском посольстве, Крестинский встретился с троцкистским связистом Сергеем Бессоновым. В большом волнении Крестинский информировал Бессонова насчет того "зондажа", который в то время в троцкистских кругах "произвел руководитель внешнеполитического отдела национал-социалистской партии Германии Розенберг по вопросу о возможности тайного соглашения между национал-социалистами в Германии и русскими троцкистами".
Крестинский заявил Бессонову, что он должен повидать Троцкого. Эту встречу необходимо устроить во что бы то ни стало. Крестинский пробудет в киссингенском санатории до конца ноября, а затем отправится в Меран, в Итальянский Тироль. Приняв должные меры предосторожности, Троцкий может встретиться с ним в любом из этих пунктов.
Встреча состоялась. На второй неделе октября 1933 г. Лев Троцкий в сопровождении своего сына Седова с фальшивым паспортом переправился через франко-итальянскую границу и встретился с Крестинским в отеле "Бавария" в Меране1.
На состоявшемся совещании были рассмотрены почти все важнейшие вопросы, связанные с будущим развитием заговора в Советской России. Троцкий начал с недвусмысленного заявления, что "захват власти в России может быть осуществлен только силой". Но организация заговорщиков сама по себе недостаточно сильна, чтобы произвести переворот и удержаться у власти без помощи извне. Поэтому существенно важно добиться конкретного соглашения с иностранными государствами, заинтересованными в оказании помощи троцкистам против советского правительства.
Троцкий далее сказал Крестинскому:
- Зачаточным соглашением такого рода является наше соглашение с рейхсвером, но это соглашение ни в какой мере не удовлетворяет ни троцкистов, ни немецкую сторону по двум причинам. Во-первых, нашим контрагентом в этом деле является только рейхсвер, а не германское правительство в целом...
- Второе. В чем сущность соглашения с рейхсвером? Мы получаем небольшую сумму денег, а они получают шпионскую информацию, которая им будет необходима при военном нападении. Но ведь германскому правительству, в частности Гитлеру, нужны колонии, территории, а не только шпионская информация. И он готов вместо колоний, за которые надо драться с Англией, Америкой и Францией, удовлетвориться территорией Советского Союза. А нам нужны не 250 тысяч золотых марок, нам нужны германские вооруженные силы для того, чтобы при их помощи придти к власти, и в этом направлении нужно вести работу.
- Прежде всего, - продолжал Троцкий, - необходимо достигнуть соглашения с германским правительством.
Что касается японцев, то Троцкий говорил о них как "о силе, с которой необходимо договориться". Поэтому русские троцкисты должны начать "зондировать" японских представителей в Москве. "Для этого, - инструктировал Троцкий Крестинского, - надо использовать Сокольникова, который работает в Наркоминделе и как раз занимается восточными делами..."
Продолжая инструктировать Крестинского о внутренней организации конспиративного аппарата в России, Троцкий сказал:
- Но ведь если даже произойдет нападение, скажем, Германии на Советский Союз, это еще не даст возможности захватить аппарат власти, если у нас не будут подготовлены известные внутренние силы... Необходимо иметь оплот и в городе, и в деревне, у мелкой буржуазии и у кулаков, а там связи имеют, главным образом, правые. Необходимо иметь, наконец, опору, организацию в Красной армии, среди командиров, чтобы соединенными усилиями в нужный момент захватить важнейшие пункты и придти к власти, заменить нынешнее правительство, которое должно быть арестовано, и посадить на его место свое собственное правительство, заранее подготовленное.
По своем возвращении в Россию Крестинский должен был войти в соприкосновение с генералом Тухачевским, заместителем начальника штаба Красной армии, которого Троцкий охарактеризовал как "человека бонапартистского типа, авантюриста, честолюбца, стремящегося играть не только военную, но и военно-политическую роль, который несомненно с нами пойдет".
Последователи Троцкого в России должны были оказать всяческую поддержку генералу Тухачевскому, но в то же время расставить на стратегически важных местах своих людей, чтобы в момент переворота честолюбивый Тухачевский не мог без помощи Троцкого подчинить своему контролю новое правительство.
К концу совещания Троцкий дал Крестинскому особое указание о проведении кампании террора и вредительства в Советской России. Троцкий заявил, что диверсионные акты и террористические акты надо рассматривать с двух точек зрения: во-первых, "...под углом зрения применения их во время войны и для дезорганизации обороны Красной армии, для дезорганизации правительства к моменту переворота..." Во-вторых, - сказал Троцкий, - надо помнить, что эти акты давали бы ему, Троцкому, "большую устойчивость и уверенность в переговорах с иностранными правительствами, ибо он мог бы ссылаться на то, что его сторонники в Советском Союзе и достаточно сильны, и достаточно активны".
Вернувшись в Москву, Крестинский на секретном совещании русских троцкистов сделал подробный отчет о своей встрече с Троцким. Некоторые из заговорщиков, в особенности Карл Радек, предполагаемый "министр иностранных дел" Троцкого, были уязвлены тем, что Троцкий вступил на путь столь важных переговоров без предварительной консультации с ними.
Ознакомившись с докладом Крестинского, Радек послал Троцкому специальное письмо с просьбой о "более подробном разъяснении вопроса внешней политики".
Несколько недель спустя ответ Троцкого из Франции был вручен Радеку Владимиром Роммом, заграничным корреспондентом ТАСС, молодым человеком, выполнявшим функции троцкистского курьера2. Ромм получил это письмо от Троцкого в Париже и доставил его в Россию заделанным в обложку популярного советского романа "Цусима". Впоследствии Радек сообщил следующее о содержании этого письма:
Троцкий ставил вопрос так: приход к власти фашизма в Германии коренным образом меняет всю обстановку. Он означает войну в ближайшей перспективе, войну неизбежную, тем более что одновременно обостряется положение на Дальнем Востоке. Троцкий не сомневается, что эта война приведет к поражению Советского Союза. Это поражение, писал он, создаст реальную обстановку для прихода к власти блока... Троцкий указал в этом письме, что он установил контакт с неким дальневосточным и неким средне-европейским государствами и что официозным кругам этих государств он открыто сказал, что блок стоит на почве сделки с ними и готов на значительные уступки и экономического, и территориального характера.
Через некоторое время в кабинет Радека в редакции "Известий" вбежал заместитель народного комиссара иностранных дел по восточным вопросам троцкист Григорий Сокольников. Захлопнув за собой дверь, он возбужденно сказал:
- Представьте себе, веду в НКИД официальные переговоры. Разговор кончается. Переводчик и секретарь вышли. Японский посланник очутился передо мной и поставил вопрос: знаю ли я о предложениях, которые Троцкий сделал его правительству?
Сокольников был крайне смущен этим происшествием. Он спросил Радека:
- Как это представляет себе Троцкий? Как могу я, заместитель народного комиссара, вести такие переговоры? Это абсолютно невозможная ситуация.
Радек пытался успокоить своего взволнованного друга. "Не волнуйтесь, - сказал он. - Троцкий, очевидно, не представляет себе настоящего положения вещей". Радек уверял Сокольникова, что такие случаи больше не повторятся. Он уже написал Троцкому, что для русских троцкистов невозможно вести переговоры с немецкими и японскими агентами "на глазах у ОГПУ". Русским троцкистам, - сказал Радек, - придется "пойти на завизирование мандата" Троцкого на переговоры при условии, что он будет подробно информировать их о ходе этих переговоров...
Вскоре после этого к Радеку на одном дипломатическом приеме в Москве подсел немецкий дипломат и начал разговор:
- Наши руководители знают, что господин Троцкий стремится к сближению с Германией. Наш вождь спрашивает, что означает эта мысль господина Троцкого? Может быть, это мысль эмигранта, когда ему не спится? Кто стоит за этими мыслями?
Описывая чувство, которое вызвало у него это неожиданное обращение, Радек впоследствии говорил:
Разумеется, его беседа со мной продолжалась не больше двух минут; обстановка дипломатического приема не подходит для разглагольствований. Надо было буквально в одну секунду принять решение и дать ответ. Я сказал ему, что реальные политики в СССР понимают значение германо-советского сближения и готовы пойти на уступки, необходимые для такого сближения.
Троцкий немедленно же направил в Берлин для встречи с троцкистским "связистом" Сергеем Бессоновым одного из самых своих доверенных "секретарей", международного шпиона по имени Карл Рейх, он же Иогансон. Бессонов был вызван в Париж для представления Троцкому подробного отчета о положении в Германии.
У Бессонова не было возможности отправиться в Париж немедленно, но в конце июля ему удалось выехать из Берлина. Встретившись с Троцким в одном из парижских отелей и описав ему обстановку в Германии, он в тот же вечер вернулся в Берлин. При встрече с Бессоновым Троцкий был в состоянии сильного нервного возбуждения. События в Германии, устранение "радикальных" нацистов во главе с Ремом могло нарушить его - Троцкого - планы. Бессонов заверил Троцкого, что Гитлер, Гиммлер, Гесс, Розенберг, Геринг и Геббельс по-прежнему хозяева положения.
- Они еще придут к нам, - воскликнул Троцкий. Он сообщил Бессонову, что по приезде в Берлин ему придется выполнить в ближайшем будущем важное поручение.
"Он говорил, что нам в этом вопросе стесняться нечего, что нам может быть обеспечена действительно серьезная, настоящая помощь со стороны Гесса и Розенберга. Мы не должны, - говорил он, - останавливаться перед тем, чтобы пойти на широкие территориальные уступки... Мы пойдем на уступку Украины, - говорил Троцкий, - учтите это в своей работе и в своих разговорах с немцами, и я напишу об этом еще и Пятакову, и Крестинскому".
Между тем паутина измены уже оплела различные звенья советского дипломатического корпуса. Послы, секретари, атташе и младшие консульские агенты были вовлечены в сеть заговора не только в Европе, но и на Дальнем Востоке...
В заговоре принимал участие и советский посол в Японии. Фамилия его была Юренев. Он был тайным троцкистом с 1926 г. По указанию Троцкого он установил связь с японской разведкой. В установлении этого контакта с Японией Юреневу помогал старый друг Троцкого Христиан Раковский, бывший посол в Англии и Франции. К этому времени Раковский уже не занимал важных постов в советском ведомстве иностранных дел. Он работал в различных комиссиях по общественному здравоохранению. Но все же среди участников подпольного заговора он оставался крупной фигурой.
В сентябре 1934 г. Раковский в составе советской делегации выехал в Японию на международную конференцию обществ Красного Креста, которая должна была состояться в Токио в октябре. Перед отъездом в Японию Раковский получил из Наркомтяжпрома конверт на свое имя. Конверт был от Пятакова и содержал письмо, которое Раковский должен был передать послу Юреневу в Токио. Предлогом к написанию письма была обычная просьба о присылке обычной экономической информации. Но на оборотной стороне письма были приписаны симпатическими чернилами адресованные Юреневу строки, извещавшие, что Раковский должен быть использован для переговоров с японцами.
Через день после приезда Раковского в Токио с ним установил контакт один из японских агентов. Эта встреча произошла в коридоре здания японского Красного Креста в Токио. Раковскому было сказано, что цели русского троцкистского движения "вполне совпадают" с целями японского правительства. Японский агент добавил, что для японского правительства чрезвычайно важно знать оценку Раковским "внутреннего политического положения Союза". В тот же вечер Раковский рассказал Юреневу о своем разговоре с японским агентом.
- Я сказал Юреневу, что тут речь идет о привлечении меня в качестве шпиона, информатора японского правительства, - рассказал он на процессе.
- Нечего колебаться, - отвечал посол-троцкист, - жребий брошен.
Несколько дней спустя Раковский ужинал с одним из высокопоставленных представителей японской разведки. Японский офицер начал беседу напрямик:
- Нам известно, что вы являетесь ближайшим другом и единомышленником господина Троцкого. Я должен вас попросить, чтобы вы ему написали, что наше правительство недовольно его статьями по китайскому вопросу, а также поведением китайских троцкистов. Мы вправе ожидать от господина Троцкого иной линии поведения. Господин Троцкий сам должен понимать, что является необходимым для нашего правительства. Входить в подробности не нужно, но ясно, что вызвать инцидент в Китае явилось бы желательным поводом для того, чтобы можно было вмешаться в китайские дела.
Затем японский офицер изложил Раковскому, какого рода секретную информацию японское правительство хотело бы получить от русских троцкистов: данные о состоянии колхозов, железных дорог, шахт и промышленных предприятий, главным образом в восточных районах СССР. Раковскому сообщили различные коды и шпионские клички для пользования при передаче информации. Было договорено, что доктор Найда, секретарь делегации Красного Креста, явится связным между Раковским и японской разведкой.
Перед отъездом из Токио у Раковского происходила прощальная беседа с Юреневым. Посол-троцкист был в подавленном состоянии. С мрачным видом он сказал:
- Мы очутились в таком переплете, что иногда не знаешь, как себя вести. Боишься, как бы, удовлетворив одного из наших контрагентов, не обидеть другого. Вот теперь, например, возникает антагонизм между Англией и Японией в китайском вопросе, а нам приходится иметь связь и с английской и с японской разведкой... Мне приходится вот в этом всем ориентироваться...
Раковский ответил ему:
- Нам, троцкистам, приходится играть в данный момент тремя картами: немецкой, японской и английской... Что мы делаем - является политикой ва-банк, все за все. Но когда авантюра удается, авантюристов называют великими государственными людьми3.
В апреле 1934 г. в кабинет начальника важного по своему значению строительства кузнецких угольных шахт в Сибири вошел инженер Бояршинов. Он пришел сообщить, что на его участке творится что-то неладное. Слишком много несчастных случаев, подземных пожаров, порчи механизмов. Бояршинов подозревал вредительство.
Начальник строительства поблагодарил Бояршинова за информацию и сказал: "Кому нужно, я сообщу, а вы пока молчите".
Начальником строительств был Алексей Шестов, немецкий шпион и главный организатор троцкистского вредительства в Сибири.
Через несколько дней Бояршинов был найден мертвым в овраге. Когда он возвращался домой с работы, на пустынном участке дороги его задавил мчавшийся с большой быстротой грузовик. Шофером грузовика был профессиональный террорист Черепухин. Шестов поручил ему убить Бояршинова и заплатил ему за это 15 тыс. рублей4.
В сентябре 1934 г. председатель Совета Народных Комиссаров СССР В.М.Молотов, совершавший инспекционную поездку по горнорудным и промышленным районам страны, прибыл в Сибирь. Когда Молотов возвращался после поездки на одну из шахт Кузнецкого угольного бассейна, машина, в которой он ехал, внезапно свернула с дороги, покатилась с крутой насыпи и остановилась на самом краю крутого оврага. Молотов и его спутники, отделавшись ушибами и синяками, выбрались из-под опрокинувшейся машины. Они чудом избежали смерти.
Машиной управлял Валентин Арнольд, начальник местного гаража. Арнольд был членом троцкистской террористической организации. Шестов дал ему задание убить Молотова, и Арнольд преднамеренно на полном ходу свернул с дороги. Попытка не удалась лишь потому, что в последнюю минуту Арнольд потерял самообладание и замедлил ход при приближении к насыпи, где по плану должен был произойти "несчастный случай"...
К осени 1934 г. троцкистские и правые террористические группы действовали по всему Советскому Союзу. В состав этих террористических групп входили бывшие эсеры, меньшевики, профессиональные убийцы и бывшие агенты царской охранки. На Украине и в Белоруссии, в Грузии и Армении, в Узбекистане, Азербайджане и в Приморской области на Дальнем Востоке в террористический аппарат вербовались фашисты и антисоветски настроенные националисты. Во многих местах операциями этих групп непосредственно руководили нацистские и японские агенты.
Был составлен список советских вождей, которых намечалось убить. Во главе списка стояло имя Иосифа Сталина. Далее следовали имена Климентия Ворошилова, Вячеслава Молотова, Сергея Кирова, Лазаря Кагановича, Андрея Жданова, Вячеслава Менжинского, Максима Горького и Валериана Куйбышева.
Террористы периодически получали от Троцкого письма, подчеркивавшие безотлагательность устранения советских лидеров. В октябре 1934 г. одно из таких писем было получено бывшим телохранителем Троцкого Эфраимом Дрейцером. Письмо было написано симпатическими чернилами на полях немецкого киножурнала. Оно было доставлено Дрейцеру его сестрой, которая получила этот журнал от троцкистского курьера в Варшаве. Письмо Троцкого к Дрейцеру гласило:
"Дорогой друг. Передайте, что на сегодняшний день перед нами стоят следующие основные задачи:
1. Убрать Сталина и Ворошилова.
2. Развернуть работу по организации ячеек в армии.
3. В случае войны использовать всякие неудачи и замешательство для захвата руководства".
Письмо было подписано "Старик": такова была шифрованная подпись Троцкого.
Заговорщикам удалось после длительных наблюдений проследить маршрут, которым обычно пользовался в Москве народный комиссар обороны Ворошилов. Три террориста, вооруженных револьверами, в течение многих дней дежурили на улице Фрунзе, где обычно следовал автомобиль Ворошилова. Но машина шла на такой большой скорости, что террористы, как один из них признал впоследствии, "сочли бесполезным стрелять в нее".
Несколько покушений на жизнь Сталина также окончились неудачей.
Троцкистскому террористу, которому было поручено убить Сталина на одной важной партийной конференции в Москве, удалось проникнуть в зал заседания, но он не смог подойти на достаточно близкое расстояние к советскому вождю, чтобы воспользоваться своим револьвером. В другой раз террористы стреляли в Сталина, когда он проезжал в моторной лодке у побережья Черного моря, но промахнулись.
Когда террорист Иван Бакаев сообщил о неудавшемся покушении на Сталина, Лев Каменев сказал:
- Жаль, но будем надеяться, что в следующий раз будет удачнее5.
Троцкий проявлял все большее нетерпение. Тон его переписки со своими приверженцами в России резко изменился. Он гневно укорял их в том, что они "все время занимаются организационной подготовкой и разговорами" и не сделали "ничего конкретного".
Троцкий начал засылать специальных агентов в Советский Союз для помощи а организации и проведении террористических актов. Эти агенты, которые были либо русскими эмигрантами, либо немецкими троцкистами, приезжали по фальшивым паспортам, заготовленным для них заговорщиками из советского дипкорпуса или германской военной разведкой и гестапо.
Первым из этих специальных агентов прибыл немецкий троцкист Натан Лурье. Вслед за мим прибыли еще два эмиссара Троцкого - Конон Берман-Юрин и Фриц Давид, он же Илья-Давид Круглянский. В марте 1933 г. Троцкий прислал новых агентов - Валентина Ольберга и Моисея Лурье, он же Александр Эмель (Моисей Лурье не был родственником Натана Лурье).
Перед отъездом Натана Лурье из Берлина ему была указано, что в Москве ему предстоит действовать под контролем немецкого инженера и архитектора Франца Вайца, работающего в Советском Союзе. Вайц не принадлежал к числу сторонником Троцкого, он был членам германской национал-социалистской партии. В Советский Союз он был направлен в роли секретного эмиссара Генриха Гиммлера, руководителя нацистского гестапо. Гиммлер поручил Вайцу организацию шпионажа и террористических актов в сотрудничестве с троцкистско-зиновьевским террористическим центром.
Когда один из сторонников Зиновьева задал ему вопрос об этих непосредственных связях с нацистским агентом, Зиновьев ответил: "Что же здесь вас смущает? Вы же историк... Вы знаете дело Лассаля с Бисмарком, когда Лассаль хотел использовать Бисмарка в интересах революции. Почему мы не можем теперь использовать Гиммлера?"
Незадолго до отъезда в Россию Конон Берман-Юрин и Фриц Давид были вызваны Троцким на специальное совещание. Оно происходило в Копенгагене в конце ноября 1932 г. Впоследствии Конон Берман-Юрин показал:
У меня было с ним (Троцким) два свидания. Прежде всего он стал меня прощупывать в отношении моей работы в прошлом. Спрашивал, почему я стал троцкистом. Я его информировал очень подробно. Затем Троцкий перешел к советским делам. Троцкий говорил: основной вопрос - это вопрос о Сталине. Сталина нужно физически уничтожить. Он говорил, что другие методы борьбы сейчас не эффективны. Он говорил, что для этого необходимы люди, которые решились бы на все, которые пошли бы на самопожертвование ради этой, как он выразился, исторической задачи...
...Вечером мы продолжали наш разговор. Я задал ему вопрос, как согласовать индивидуальный террор с марксизмом. Троцкий заявил мне на это следующее: нельзя к вопросам подходить догматически. Он сказал, что в Советском Союзе создалась такая ситуация, которую Маркс не мог предвидеть. Троцкий сказал еще, что, кроме Сталина нужно убить Кагановича и Ворошилова.
В течение беседы он нервно ходил по комнате и говорил о Сталине с исключительной ненавистью...
Он заявил, что террористический акт нужно приурочить, по возможности, к какому-нибудь пленуму или конгрессу Коминтерна, чтобы выстрел в Сталина загремел на большом собрании. Это будет иметь огромный резонанс далеко за пределами Советского Союза... Это будет всемирно историческим политическим событием.
В начале ноября 1934 г. Зиновьев, находившийся в Москве, послал своего подручного Бакаева в Ленинград проверить организацию террористических ячеек в этом городе.
Ленинградские террористы, делавшие безуспешные попытки проникнуть к Кирову, были не особенно довольны приездом эмиссара Зиновьева. "Что же, Григорий Евсеевич (Зиновьев), - сказал один из боевиков Бакаеву, - не верит..., посылает сюда проверять наши настроения и нашу работу, - ну что ж, мы люди не гордые..."
На совещании представителей ленинградских террористических ячеек, на котором присутствовали семь террористов, Бакаева ознакомили с положением дел. Ему сообщили, что установлено регулярное наблюдение за Кировым на всем пути от его дома до места работы в Смольном институте. Бакаева познакомили с человеком, которому было поручено убийство: это был Леонид Николаев, бледный, худощавый человек тридцати лет, бывший бухгалтер, снятый с работы за подлог в отчетности и исключенный из партии за политическую неблагонадежность.
Николаев сказал Бакаеву, что он предполагает стрелять в Кирова либо вблизи квартиры последнего, либо в Смольном институте. Он добавил, что старался попасть на прием к Кирову, но его не приняли.
Бакаев повторил инструкции, которые Зиновьев дал ему в Москве.
Главная практическая задача заключается в том, чтобы построить террористическую работу так конспиративно, чтобы никоим образом не скомпрометировать себя...
На следствии главное - это упорно отрицать какую-либо связь с организацией. При обвинении в террористической деятельности категорическим образом отрицать это, аргументируя несовместимостью террора со взглядами большевиков-марксистов.
1 декабря 1934 г. в 4 часа 27 минут дня Сергей Киров вышел из своего кабинета в Смольном институте. Он шел по длинному украшенному мраморными колоннами коридору, направляясь в комнату где он должен был сделать доклад по поводу решения ЦК об отмене карточной системы на хлеб. Когда он проходил мимо одного из смежных коридоров, оттуда выбежал человек и выстрелил ему в затылок из револьвера. В 4 часа 30 минут Сергей Киров умер.
Убийцей был Леонид Николаев. Он пытался скрыться, а когда это не удалось, - обратить оружие против самого себя, но был схвачен прежде, чем успел это сделать.
28 декабря 1934 г. Леонид Николаев предстал перед Военной Коллегией Верховного Суда СССР. В своих показаниях он заявил: "Когда я стрелял в Кирова, я рассуждал так: наш выстрел должен явиться сигналом к взрыву, к выступлению внутри страны против ВКП(б) и советской власти".
Военная Коллегия приговорила Николаева к расстрелу.
Николаев не раскрыл того факта, что Зиновьев, Каменев и другие главари троцкистско-зиновьевского центра были непосредственно замешаны в покушении на Кирова.
Однако советскому правительству было ясно, что тщательное планирование и подготовка, предшествовавшие убийству, исходили от гораздо более опытной и опасной организации, чем террористическая группа Николаева. Большевистская партия выделила специального уполномоченного для расследования ленинградского дела.
Через две недели после суда над Николаевым Григорий Зиновьев, Лев Каменев и ряд известных их приверженцев, включая Бакаева, предстали перед ленинградским судом по обвинению в соучастии в убийстве Кирова. На суде Зиновьев и Каменев упорно придерживались заранее выработанной линии поведения. Не сознаваясь ни в чем, кроме того, что обнаружило советское правительство в ходе следствия, они симулировали глубокое раскаяние и "признавали", что политически оппозиционная деятельность, в которой они участвовали, "создала атмосферу", благоприятствующую для "антисоветской деятельности". Они признали, что были руководителями "Московского центра" оппозиции и несут "моральную и политическую ответственность" за убийство Кирова, поскольку они возглавляли то подрывное политическое движение, на почве которого было совершено преступление. Но они упорно отрицали свою осведомленность о готовившемся покушении на жизнь Кирова.
- Я привык чувствовать себя руководителем, - заявил Зиновьев, - и, само собой разумеется, я должен был все знать... Злодейское убийство представляет всю предыдущую антипартийную борьбу в таком зловещем свете, что я признаю абсолютную правоту партии, когда она говорит о политической ответственности бывшей антипартийной зиновьевской группы за совершенное убийство.
Каменев вел такую же линию. Он заявил: "Должен сказать, что я по характеру не трус, но я никогда не ставил ставку на боевую борьбу. Я. всегда ждал, что окажется такое положение, когда ЦК вынужден будет договариваться с нами, потеснится и даст нам место".
Хитрость удалась. Суд не мог установить факта непосредственного участия Зиновьева и Каменева в покушении на Кирова. Они были признаны виновными лишь в преступной антисоветской деятельности. Приговор суда гласил:
Судебное следствие не установило фактов, которые дали бы основание квалифицировать преступления членов "Московского центра" в связи с убийством 1 декабря 1934 года товарища С.М.Кирова как подстрекательство к этому гнусному преступлению, однако следствие полностью подтвердило, что участники контрреволюционного "Московского центра" знали о террористических настроениях ленинградской группы и сами разжигали эти настроения...
Следствие коснулось лишь поверхности заговора. Среди многих фактов, которые не попали в поле зрения ленинградского суда, наиболее странными были, пожалуй, следующие:
После ареста Зиновьева и Каменева они были доставлены в НКВД6 четырьмя агентами. Этими агентами были Молчанов, начальник секретного политического отдела НКВД, Паукер, начальник оперативного отдела, Волович, заместитель начальника оперативного отдела, и Буланов, подручный руководителя НКВД.
При аресте Зиновьева и Каменева эти четыре агента НКВД действовали самым необычным образом. Они не только не произвели обыска в квартирах арестованных, для выявления уличающих материалов, но фактически позволили Зиновьеву и Каменеву уничтожить ряд компрометирующих документов...
Еще более примечательны некоторые данные об этих четырех агентах НКВД: Молчанов и Буланов сами являлись тайными членами право-троцкистской заговорщической организации, Паукер и Волович были германскими агентами.
Для ареста Зиновьева и Каменева эти люди была специально отобраны наркомом внутренних дел Генрихом Ягодой.
Примечания
В то время когда Троцкий приехал во Францию, французские реакционеры и фашисты всеми силами пытались воспрепятствовать предполагавшемуся заключению франко-советского пакта о взаимопомощи.
Французское правительство, разрешившее Троцкому переехать во Францию и основать там свой антисоветский центр, возглавлялось в то время Эдуардом Даладье, чья политика умиротворения, осуществленная в Мюнхене, в значительной мере способствовала тому, что Франция и другие миролюбивые государства Европы оказались жертвой предательства, отдавшего их в руки нацистов. Французский радикальный депутат Анри Герно лично поддержал ходатайство Троцкого о разрешении ему въезда во Францию. Необходимые указания были даны министром внутренних дел Камиллом Шотаном, французским политиком с сомнительной репутацией, который помог "замять" расследование обстоятельств фашистского заговора кагуляров и впоследствии занял пост вице-премьера в кабинете Петэна. В письме депутату Герно Шотан писал: "Вы любезно обратили мое внимание на просьбу господина Льва Троцкого, эмигранта русского происхождения, о разрешении ему по соображениям здоровья проживать в департаментах Юга. Имею честь сообщить вам... что... заинтересованное лицо сможет без труда получить французскую визу, если оно обратится с соответствующей просьбой".
Среди многочисленных влиятельных друзей и сторонников Троцкого во Франции были Жак Дорио, ренегат-коммунист и нацистский агент, и Марсель Деа, в прошлом профеcсор-социалист, а затем нацистский агент и - после поражения Франции - видный коллаборационист. Переезд Троцкого во Францию был встречен с одобрением антисоветскими элементами из французской разведки и тайной полиции. В апреле 1937 г. на процессе в Мексике Троцкий заявил: "...Мосье Том и мосье Кадо, генеральный секретарь полиции и префектуры департамента Нижней Шаранты, - вся полицейская верхушка была очень хорошо знакома с моим положением. Секретный агент полиции был осведомлен о каждой моем шаге". (Примеч. авторов)
2. Владимир Ромм был корреспондентом ТАСС в Токио, Женеве и Париже. В 1933 г. в Париже ему было назначено Троцким свидание в кафе в Булонском лесу. Троцкий сказал Ромму, что только "с помощью крайних мер" заговорщики смогут добиться своей цели, и процитировал латинскую пословицу: "Что не излечивает лекарство, излечивает железо, что не излечивает железо, излечивает огонь". В 1934 г. Ромм был назначен корреспондентом ТАСС в США. Перед отъездом и Америку Ромм встретился с Седовым в Париже. Впоследствии Ромм показал:
"Седов сказал мне, что в связи с моей поездкой в Америку имеется просьба Троцкого: в случае, если будет что-либо интересное в области советско-американских отношений, информировать его. Когда я спросил, почему это так его интересует, Седов сказал: "Это вытекает из установок Троцкого на поражение СССР. Поскольку вопрос о сроках войны с Германией и Японией в известной мере зависит от состояния советско-американских отношений, то это не может не интересовать Троцкого". (Примеч. авторов)
3. 20 февраля 1937 г. токийская газета "Миако" опубликовала отчет о секретной заседании "плановой и бюджетной комиссии" японского правительства. На этом заседавши депутат Иосида спросил военного министра генерала Сугияму, располагает ли он или армия какой-либо информацией о пропускной способности Сибирской железной дороги. Военный министр ответил утвердительно, добавив, что пропускная способность стратегически важной советской железной дороги известна японскому верховному командованию во всех деталях. "В России, - продолжал генерал Сугияма, - есть элементы, находящееся в оппозиции к нынешнему правительству, и именно от них мы получили эти сведения". Опубликование этого заявлении в газете "Миако" имело серьезнейшие последствия для журналистских кругов Токио. Газета была оштрафована правительством на крупную сумму за предание гласности тайной информации, а главный редактор ее информационного отдела Ягуци Гилеи, по настоянию военного министерства, был вынужден подать в отставку. (Примеч. авторов)
4. Деньги, выплаченные Шестовым убийце Бояршинова, были взяты им из секретного фонда в 164 тыс. рублей, которые похитили из государственного банка в Анжерке троцкистские бандиты, действовавшие под руководством Шестова. Эти деньги пошли на финансирование вредительской и террористической деятельности в Сибири. (Примеч. авторов)
5. Внутренняя атмосфера троцкистско-зиновьевского террористического центра, если отвлечься от его "политического" фасада, напоминала нравы нью-йоркских гангстеров.
Руководил террористами Бакаев, в прошлом политический помощник Зиновьева в Петроградском совете. Бакаеву Зиновьев поручил "устранять" всех тех, кто был способен предать организацию. В мае 1934 г., когда покушение на Сталина сорвалось потому, что получивший это задание убийца Богдан в последнюю минуту заколебался, Бакаев взял на себя миссию "заставить Богдана молчать". Он пришел к Богдану на квартиру и провел там ночь. На утро, после ухода Бакаева, Богдан был найден на полу с пулей в голове. Рядом с его трупом лежал револьвер. В комнате было найдено также письмо Богдана, которое Бакаев заставил его написать. В письме говорилось, что Богдан покончил с собой ввиду "гонений", которым троцкистско-зиновьевская оппозиция подвергалась со стороны советского правительства.
Член троцкистско-зиновьевского террористического центра Исаак Рейнгольд впоследствии показал: "Предполагалось и Зиновьевым и Каменевым..., что Бакаев должен будет на завтра после переворота, после захвата власти, стать во главе ГПУ в качестве председателя его. Опираясь на аппарат ГПУ, он должен был помочь скрыть следы, должен был уничтожить, убить не только тех сотрудников и работников ГПУ, которые могли бы знать кое-что о заговоре, но и всех непосредственных исполнителей террористических актов против Сталина и его ближайших помощников. Своих активистов, своих террористов-боевиков, которые были замешаны в этом деле, должна была уничтожить троцкистско-зиновьевская организация руками Бакаева". (Примеч. авторов)
6. В конце 1934 г. ОГПУ было преобразовано в НКВД (Народный комиссариат внутренних дел). (Примеч. авторов)
Глава XVI. Возникновение "Пятой колонны"
Глава XVIII. Убийство в Кремле