Со временем дали себя знать подпольная работа до революции, требующая больших нервных затрат, систематические перегрузки в гражданскую войну, нечеловеческое напряжение в ходе обороны от фашистского нашествия, после победы работа по 12-16 часов в сутки по руководству восстановлением народного хозяйства СССР. Все чаще Сталин испытывал головокружение, появилась слабость в ногах, несвойственная ему, по природе спокойному человеку, раздражительность.
По-видимому, Сталин перенес кровоизлияние в мозг. Могучий организм и несокрушимая сила воли позволили ему перенести это серьезное и тяжелое заболевание фактически на ногах. К врачам он не обращался, лечился, как он сам говорил генералу Джуге, "домашними средствами", больше лежал. Только самые близкие люди заметили, что с вождем происходит что-то неладное.
И так малоразговорчивый, он какое-то время говорил лишь по крайней необходимости, очень тихо и с большим трудом подбирая слова. Перестал принимать посетителей и читать служебные бумаги, которые по мере поступления складывались на письменном столе в кабинете на даче в Волынском. Ходил с большим трудом и иногда, чтобы не упасть, вынужден был опираться на стены, однако в руки палку не брал. Существенно изменился у Сталина почерк. Не сумел он выступить и с ответным словом на приветствии руководителей коммунистических партий, съехавшихся со всех концов мира на торжественное заседание, посвященное его семидесятилетию. Сидел молча в центре президиума торжественного заседания, более бледный, чем обычно.
Эти симптомы подкрадывающейся смертельной болезни объективно говорили за то, что, по-видимому, жизненный путь великого вождя приближается к концу. Однако Сталин долгое время отказывался в это верить.
Заметив серьезное недомогание вождя, его ближайшие соратники начали беспокоиться и гадать, кто же займет место Сталина, если он вдруг, по состоянию здоровья, отойдет от дел.
Вокруг отдельных членов Политбюро начали сколачиваться устойчивые группы лиц, связанных узами личной дружбы.
Вокруг Георгия Маленкова, которому Сталин доверил, как уже отмечалось, осуществлять в ЦК кадровую политику, сгруппировались: секретарь ЦК Кузнецов, заместители председателя Совета Министров СССР Косыгин, Тевосян и Малышев, маршал Рокоссовский, заведующий отделом административных органов ЦК Игнатьев.
Вокруг члена Политбюро, заместителя председателя Совета Министров СССР, председателя Госплана Н.А.Вознесенского: председатель Совета Министров РСФСР Родионов, работники Ленинградской партийной организации Попков, Капустин, Лазутин, Турко, Михеев и др.
Вокруг члена Политбюро, заместителя председателя Совета Министров СССР Лаврентия Берии его давнишние "соратники", которым он добился во время их работы в органах государственной безопасности присвоения генеральских званий: Меркулов, Кобулов, Мешик, Деканозов. Их в свое время выгнали по указанию Сталина из органов государственной безопасности после того, как там был смещен Берия, а Меркулов снят с поста министра Государственной безопасности СССР. В эту группу входили и генералы Гоглидзе и Цанава, пока еще работавшие в органах государственной безопасности.
Сталин через генералов Лаврова и Джугу пристально следил за этими группировками.
В последнее время все большие подозрения у Сталина начал вызывать его давнишний соратник и друг Вячеслав Молотов. Абакумов все чаще напоминал Сталину, что, начиная с 1939 года, жена Молотова Полина Жемчужина будто бы имеет подозрительные связи с антисоветскими элементами. Особенно раздражало Сталина, что в покаянных письмах Шахурина, Новикова и Шиманова утверждалось, что якобы Молотов знал о крупных недостатках в работе авиационной промышленности и покрывал их.
В связи с делом авиаторов Сталин вспомнил слова простодушного наркома Военно-Морского Флота адмирала Кузнецова, неискушенного в политических интригах, который на одном из приемов рассказал ему, что когда он пожаловался Молотову: мол, ему крепко порой достается от Сталина за допущенные ошибки, промахи в работе и прямоту суждений, то Молотов сказал: "Только "шляпа" высказывает то, что думает".
Неожиданно Жемчужина дала повод для своего ареста, открыто установив дружеские отношения с послом государства Израиль в СССР Голдой Меир.
После нескольких зафиксированных встреч с Голдой Меир, пытавшейся вести провокационную работу среди евреев - представителей советской интеллигенции, Полина Жемчужина, по приказу Сталина, в феврале 1949 года была арестована. Голда Меир, как нежелательная персона, была выслана из страны. Сталин за ходом расследования по делу жены Молотова следил лично. Однако каких-либо конкретных уличающих материалов о ее предательской деятельности получено не было, и Абакумов предпринимал все от него зависящее, чтобы такие улики добыть путем активных допросов и запугивания арестованных из ближайшего окружения Жемчужиной. В конце концов Абакумову удалось добиться от них показаний о том, что якобы Жемчужина вела с ними националистические разговоры и критиковала действия Советского правительства. Но здесь у него произошла осечка.
Когда Сталин спросил генерала Джугу, что он думает о деле Жемчужиной, тот, несмотря на то, что вместе со Сталиным ненавидел ее лютой ненавистью и не называл иначе как "лысая ведьма", поступил честно и благородно, как и всегда он поступал в таких случаях: доложил правду. Доложил, что никаких компрометирующих материалов у него на Жемчужину нет, она же, будучи арестованной, никаких показаний с признанием своей вины не дает.
Джуга говорил правду, не выгораживал, как может показаться. Молотова. Впоследствии во время суда в 1954 году над Абакумовым, проходивший с ним по одному делу бывший заместитель начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР полковник Комаров, который вел следствие по "делу" Жемчужиной, показал: "О показаниях самой Жемчужиной говорить нечего, так как ни у Лихачева1, ни у меня она ни в чем виновной себя не признала".
Что же касается показаний, полученных на нее Абакумовым, утверждал Джуга, то они результат активных допросов и запугивания ее родственников и лиц из ближайшего окружения.
В доказательство он привел копию письма арестованной по этому делу Мельник-Соколинской, которое было по приказу Абакумова задержано полковником Черновым и передано в следственную часть по особо важным делам министерства.
Арестованная 3 апреля 1949 г. Мельник-Соколинская, подписавшая показания о том, что Жемчужина будто бы в разговорах с ней критиковала политику Советского правительства, в письме к мужу писала:
"В силу страшного режима следствия вынуждена была подписать о себе неправду и что если я только выздоровлю, то напишу обо всем товарищу Сталину. Я написала Абакумову, что я умираю, что Комаров - фальсификатор и вынудил меня дать показания".
Одновременно Джуга доложил Сталину, что другая арестованная, давшая показания "о вражеской деятельности" Жемчужиной, некто Каннель, арестовывавшаяся за связь с ней дважды (20 мая 1939 г. и 8 июня 1949 г.) рассказала в 1949 г. соседке по камере, что после ареста ее в 1939 г., когда она находилась во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке, следователь по фамилии Визель на допросах нещадно ее избивал. От нее требовали подписать показания, что Жемчужина - иностранная шпионка, и что тогдашний председатель СНК Молотов якобы знал об этом. Что после того, как за нее лично взялся приближенный Берии комиссар госбезопасности Богдан Кобулов и пытки стали невыносимыми, Каннель оговорила себя и Жемчужину, подписав несколько протоколов, составленных Визелем.
Однако поскольку никаких доказательств "шпионской" деятельности ее и Жемчужиной, кроме выколоченного "признания" Каннель, у следствия не было, замысел обвинить ее и Жемчужину в шпионаже провалился и Каннель осудили через Особое Совещание НКВД лишь к 5-ти годам тюремного заключения якобы за антисоветскую агитацию. Срок этот она отбыла, но была вновь арестована в 1949 г. и теперь новый следователь Комаров требует от нее в отношении Жемчужиной того же ложного "признания", какое она, под влиянием пыток, сделала в 1939 году и что у нее нет другого выхода, если она не хочет умирать в холодном карцере или быть забитой насмерть, как сделать это.
В подтверждение того, что арестованная Каннель не врет, Джуга показал Сталину копию "покаянного" письма бывшего следователя НКВД Визеля на имя Абакумова, в котором тот в феврале 1948 года признался: он вместе с Кобуловым и начальником Главного Управления НКВД Меркуловым пытался создать провокационное дело в отношении Жемчужиной и Молотова, но потерпел неудачу. Визель писал: "Этим письмом я хочу выполнить свой долг, свое намерение - довести до сведения товарища Сталина правду о "деле" Жемчужиной и засвидетельствовать, что показания в отношении верного соратника товарища Сталина товарища Молотова сфальсифицированы. Это истина, ибо я лично участвовал в этой фальсификации. Товарищ министр! Любой преступник имеет право быть выслушанным. Я прошу только об этом: доложить мое письмо товарищу Сталину и дать мне возможность дать показания следственным органам МГБ и привести все доказательные факты, которыми я располагаю".
Абакумов положил письмо Визеля под сукно. Однако оно вместе с докладом генерала Джуги сыграло свою роль.
Готовившийся открытый судебный процесс по делу "буржуазных националистов", во главе которых якобы стояла жена первого заместителя председателя Совета Министров СССР Молотова Полина Жемчужина не состоялся. Абакумов был вынужден арестованных по делу Жемчужиной "националистов" тайно осудить при помощи Особого совещания МГБ СССР. "Громкого" процесса не получилось.
После осуждения ее родственников и друзей Жемчужина по-прежнему находилась в заключении и была освобождена лишь после смерти Сталина.
Ненависть Сталина и Джуги к Жемчужиной была связана со смертью жены Сталина - Надежды Аллилуевой. Они считали, что Полина Жемчужина во многом повинна в самоубийстве жены Сталина. Что именно ее провокационные "рассказы" о Сталине во время длительной последней прогулки в Кремле с Надеждой Аллилуевой накануне ее самоубийства, подтолкнули жену Сталина совершить столь трагический акт, тяжело отразившийся на Сталине. Однажды, в порыве откровенности, что для Сталина, не признававшего сентиментальности, было чрезвычайно редкостью, он сказал Джуге:
- Знаешь, до сих пор не могу прийти в себя от предательства жены, как она "выстрелила" мне в спину ...
- Конечно, очень жаль, что Василий и Светлана остались сиротами, - заметил Джуга.
- Что дети, - с горечью сказал Сталин, - она никогда ими не занималась, даже в детский сад я водил их сам, не удивительно, что они ее забыли на третий день. А вот меня своим поступком она покалечила на всю жизнь. Ведь я ее любил, - с грустью добавил Сталин, - а она, в конечном итоге, оказалась в стане моих врагов.
Справившись с волнением, вызванным неприятными для него воспоминаниями, Сталин продолжил:
- Я давно заметил в жене какое-то отчуждение, но занятый по горло делами, на сон и то время не оставалось, не придавал этому значения и уж никак не думал, что она чуждый мне человек по политическим взглядам.
А началось с того, что в 1927 г. она вдруг пошла на похороны известного троцкиста Иоффе, на которые собралась вся оппортунистическая и антисоветская шпана во главе с Троцким, Зиновьевым и Каменевым. На этих похоронах Зиновьев осмелился публично поливать грязью ее мужа, а Надя, единственная из жен членов Политбюро, присутствующая на похоронах Иоффе, стояла и спокойно слушала. Хотя бы ушла в знак протеста, что ли. Так ведь нет, не только выстояла до конца, но еще и пошла на поминки, где поношение ее мужа продолжалось.
Естественно, что по ее возвращении с поминок я сказал ей о недопустимости такого поведения со стороны жены генсека. Каюсь, сказал излишне резко. Но тогда я не знал о ее душевной болезни и все ее недостойные поступки в отношении меня объяснял плохим, своенравным характером и в какой-то мере разницей в годах и интересах. С этого момента в наших отношениях что-то разладилось.
Размолвки между нами бывали и раньше, в какой семье их не бывает! - но такой, как накануне Надиной смерти в 1932 г., никогда не было. На мою резкость Надя ответила тоже резкостью и ушла в спальню. Я же провел ночь на диване в кабинете.
Утром жену нашли застрелившейся из маленького браунинга, который ей, без моего ведома, подарил Павел, ее брат. Тоже нашел, что подарить!
- Хорошо, что она, будучи душевнобольной, не выстрелила в вас. Говорят, такое случается, - проговорил Джуга.
- Лучше бы действительно выстрелила в меня, - со вздохом проговорил Сталин, - мне было бы намного легче. Впрочем, тебе этого не понять. Не дано. Ты же никого из женщин и девушек никогда не любил и не любишь.
- Зато все они любят меня, - засмеялся Джуга.
- Вот что, Александр, - в голосе Сталина зазвучал металл, - ты бы как-то сократился, что ли, в своих амурных похождениях. Негоже это для коммуниста.
По-прежнему улыбаясь, Джуга шутливо ответил:
- Я человек ищущий, ищу свой идеал любви, ищу и ошибаюсь, ошибаюсь и опять ищу. А то, что не знаю любовных цепей, так это для службы, которую я возглавляю, большой плюс; никаких посторонних влияний. И потом один из литературных героев Горького, старый цыган Макар Чудра очень мудро сказал: "Не люби деньги - обманут, не люби женщин - изменят, люби одну свободу". Это единственное, что представляет ценность для настоящего человека.
Сталин, сурово посмотрев на Джугу, произнес:
- Ну вот что, свободный человек, любимец женщин, если не сократишь свои амурные похождения и не исправишься, на меня не пеняй. Тоже мне новый Дон Жуан выискался. Да, вот еще что. Займись Василием2: он тебя любит и по-настоящему уважает, попытайся отучить его от пьянства, - вздохнув, Сталин добавил: - Ведь пропадет человек ...
К сожалению, выполнить эту просьбу при всем его влиянии на Василия Джуге не удалось. Генерал Василий Сталин, отличный смелый летчик и по натуре добрый человек, окончательно спился. В конце концов на почве хронического алкоголизма он, потеряв контроль над собой, докатился до незаконного расходования, хищения и присвоения государственного имущества и денежных средств, да и подчиненных склонял к этому.
Вот что говорилось в обвинительном заключении, когда Василия Сталина за совершенные преступления после смерти отца предали суду:
"Василий Сталин, будучи командующим ВВС Московского военного округа, присвоил 69 тысяч рублей государственных средств путем издания фиктивных приказов о награждении сотрудников ВВС Московского военного округа денежными премиями. На оборудование принадлежащей ему дачи незаконно из средств ВВС Московского военного округа израсходовал около двух миллионов рублей. Общая сумма средств ВВС Московского военного округа, незаконно израсходованных Василием Сталиным, составила около 20 миллионов рублей". По тем временам - очень большая сумма.
До своего снятия с должности командующего Василий Сталин сильно пил и фактически самоустранился от исполнения служебных обязанностей.
Месяцами он не появлялся на службе. В соединениях и частях округа почти не бывал, приказов военного министра и главнокомандующего ВВС не читал, издававшиеся Штабом ВВС МВО приказы не подписывал, скрывал от военного министерства факты нарушений воинской дисциплины и чрезвычайных происшествий в соединениях округа.
Сталин о "художествах" сына, как правило, ничего не знал. Джуга, боясь огорчать больного Сталина и испытывая личную симпатию к Василию, молчал. Другие же что-либо сообщать Сталину о сыне долгое время просто не решались. Министр обороны Булганин, военачальники, Берия говорили Сталину о Василии только хорошее. И все же частично Сталин узнавал о его проступках и неоднократно за них его наказывал. После же того, как Василий Сталин имел неосторожность появиться в один из дней праздника авиации в Тушино перед И.В.Сталиным и членами Политбюро в нетрезвом состоянии, он был немедленно снят с должности командующего ВВС Московского военного округа и направлен на учебу в Монинскую военно-воздушную академию. Однако учиться он не пожелал и продолжал систематически пьянствовать, все больше и больше опускаясь.
Последние годы жизни отца Василий Сталин находился от него в отдалении и никаким уважением с его стороны не пользовался.
После смерти И.В.Сталина, будучи арестованным, Василий Сталин в ходе следствия по его делу показал:
"Используя свое служебное положение, игнорируя советские законы и обманывая руководство военного министерства, я разбазарил крупные суммы государственных средств на мероприятия, не вызывавшиеся никакой необходимостью для боевой подготовки вверенных мне воинских подразделений. (...) Своим недостойным поведением, выражавшимся в систематическом пьянстве, сожительстве с подчиненными мне по службе женщинами, различного рода скандальных происшествиях, получивших широкую огласку, я фактически дискредитировал себя как командующий округом. (...) Дагаев и Соколов3 приобретали для меня в Германии за валюту в больших количествах различные ценные вещи, материалы на десятки костюмов, несколько комплектов ценных сервизов и много других предметов домашнего обихода, счет которым я потерял".
На заданный вопрос: "Где вы брали иностранную валюту для приобретения вещей, которые вам привозили Дагаев и Соколов?" Василий Сталин сказал: "Я не имел валюты, и вещи, которые привозили мне Дагаев и Соколов из Германии, были куплены за счет валюты, выделенной для Военно-Воздушных Сил Московского военного округа".
2 сентября 1955 года Василий Иосифович Сталин был осужден на 8 лет лишения свободы.
После того, как Василий Сталин отбыл 6 лет и восемь месяцев тюремного заключения (в основном в тюрьме города Владимира), он был в 1960 г., в связи с тяжелым заболеванием сердца, желудка и сосудов ног, от оставшегося ему, по приговору суда, срока наказания освобожден. Однако вскоре он был вновь арестован за попытку обратиться в китайское посольство с просьбой разрешить ему переехать на жительство в Китай, где он намеревался лечиться и работать.
В результате Василий Сталин был сослан, без права проживания в Москве, на пять лет в Казань, где 19 марта 1962 года умер.
Трагически сложилась судьба и у старшего сына Сталина - Якова Иосифовича Джугашвили, который в годы Великой Отечественной войны, будучи на фронте, попал в плен и погиб в застенках немецких фашистов.
В ходе выяснения обстоятельств его гибели было установлено, что 10 июля 1946 г. сотрудники оперативного сектора МВД СССР в Берлине арестовали бывшего сотрудника отдела "1-ц" Главного Штаба Центральной группы немецких войск Пауля Генсгера.
На допросе Генсгер показал: в 1941 г. в г. Борисове он, будучи переводчиком, участвовал в допросе старшего лейтенанта артиллерии Якова Джугашвили, сына Сталина. Допрос вел капитан отдела "1-ц" доктор Шульце, работник 5 отдела Главного Управления имперской безопасности Германии. После допроса Яков Джугашвили был направлен в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Вскоре в руках сотрудников оперативного сектора МВД СССР в Берлине оказались комендант лагеря "Заксенхаузен" штандартенфюрер СС (полковник) Кайндль и командир охранного батальона (дивизии "Мертвая голова"), несшего охрану этого лагеря, оберштурмбанфюрер СС (подполковник) Вернер.
На допросе Кайндль показал: "В концлагере Заксенхаузен находился особый лагерь "А". В нем содержались генералы и старшие офицеры Красной Армии, английской и греческой армий.
В марте 1943 г. в барак №2 лагеря "А" из лагерной тюрьмы по указанию Гиммлера были переведены два старших лейтенанта Яков Джугашвили и родственник заместителя Сталина Молотова -- Кокорин.
От какого-либо сотрудничества с немецкими властями, находясь в Берлине, Яков Джугашвили категорически отказался, за что и попал в лагерь смерти Заксенхаузен.
Находясь здесь, держал себя замкнуто, администрацию лагеря никогда ни о чем не просил, кроме газет, по которым интересовался положением на фронте.
Свою фамилию не называл. Держал себя всегда независимо и с некоторым презрением к администрации лагеря".
Об обстоятельствах гибели Якова Джугашвили (выделено мною. - В.Ж.) Кайндль показал: "Лагерь "А" состоял из трех бараков, огороженных каменной стеной, и, кроме того, на расстоянии двух метров от стены были поставлены три забора из колючей проволоки. Через один из них был пропущен ток высокого напряжения. В конце 1943 г. арестованные барака №2 были на прогулке около барака. В 7 часов вечера эсесовец Юнглинг приказал зайти в барак. Все пошли. Яков Джугашвили не пошел и потребовал коменданта лагеря. Юнглинг повторил свое приказание, Яков Джугашвили отказался его выполнить. Тогда Юнглинг сказал, что пойдет звонить мне.
Во время разговора со мной по телефону Юнглинг сказал, что слышит выстрел и повесил трубку. В это время происходило следующее. Яков Джугашвили, идя в раздумьи, перешел через нейтральную тропу к проволоке. Часовой взял винтовку на изготовку и крикнул "Стой". Джугашвили продолжал идти. Часовой крикнул: "Стрелять буду". После этого окрика Яков Джугашвили начал ругаться, схватился руками за гимнастерку, разорвал ворот, обнажил грудь и закричал часовому: "Стреляй". Часовой выстрелил в голову и убил Якова Джугашвили, который упал на первые два ряда колючей проволоки.
В таком положении убитый Джугашвили по моему указанию лежал 24 часа, пока не поступило распоряжение Гиммлера снять труп и отвезти на исследование в лагерный крематорий. Затем в крематорий приехали два офицера из Имперской безопасности, которые составили акт о том, что Яков Джугашвили убит ударом электрического тока высокого напряжения, а выстрел в голову последовал после. Что часовой действовал правильно, согласно инструкции.
После заключения профессоров тело Якова Джугашвили было сожжено в крематории, а пепел помещен в урну, которая была отправлена вместе с материалами расследования убийства Якова Джугашвили в Главное управление Имперской безопасности".
В заключении Кайндль сказал, что дело заключенного Якова Джугашвили хранилось у него в сейфе, но перед капитуляцией Германии он приказал адъютанту его сжечь.
Допрошенный Вернер показание Кайндля об обстоятельствах гибели Якова Джугашвили подтвердил. Гитлеровцы предлагали обменять Якова Джугашвили на плененного советскими войсками гитлеровского фельдмаршала Паулюса.
На предложение такого обмена Сталин произнес ставшую всемирно известной фразу: "Я солдат на маршалов не меняю".
Сталин тяжело пережил смерть сына. Вскоре после того, как ему сообщили о его гибели, у него имел место спазм сосудов головного мозга, возможно, было даже и небольшое кровоизлияние.
Обменять Якова Сталин не мог. Для него все попавшие в плен считались изменниками Родины. Не избежал этого, несмотря на его героическое поведение в плену, и Яков Джугашвили.
Не обошла беда стороной и дочь И.В.Сталина - Светлану Иосифовну, которую он самозабвенно любил.
Все чаще и чаще Сталин обращал внимание на непонятные странности в поведении дочери: то она на удивление застенчива, то впадала в беспричинную тоску, то ее охватывали приступы неудержимого бешенства и гнева. Ни с одним человеком она не могла долго поддерживать дружеские отношения, по пустякам без конца вступала в конфликты с окружающими.
Когда Сталин рассказал о своих сомнениях в поведении дочери Джуге, который по его приказу негласно лично осуществлял наблюдение за ее жизнью и лучше чем кто-либо знал о присущих ей странностях, тот посоветовал показать ее, под чужой фамилией, психиатрам. После долгих колебаний Сталин согласился. Светлану, под видом диспансеризации, показали шести разным психиатрам. Диагноз всех шестерых был неутешительным: тяжелая форма шизофрении. Когда Джуга доложил Сталину заключение врачей, тот с горечью сказал: "И здесь больные гены жены, матери Светланы, достали меня".
Этот факт объясняет многие поступки Светланы Иосифовны Сталиной, сменившей фамилию на фамилию матери - Аллилуевой, которые она совершила после смерти отца.
Ну какая настоящая мать на земле, находясь в здравом уме, оставит навсегда своих несовершеннолетних детей, чтобы отправиться в Индию? Попав же оттуда в США, она поставит свое имя, как автора, под сфабрикованными Центральным Разведывательным Управлением США антисоветскими, антисталинскими книгами "Двадцать писем к другу" (1967 г.), "Всего один год" (1970 г.) и "Далекие звуки" (1984 г.), в которых выльет ушат помоев на своего великого отца.
В то же время есть все основания полагать, что хрущевцы умышленно вытолкнули Светлану Сталину, больного человека, из страны, отпустив ее в Индию, с тем, чтобы ЦРУ выкрало ее там, и в дальнейшем использовало для компрометации коммунизма, заставив подписаться под гнусными фальшивками под видом "воспоминаний". Не случайно выход ее "воспоминаний" в свет совпал с подготовкой прихода к руководству в СССР злейшего врага советского народа, жалкой американской марионетки - Михаила Горбачева.
Таким образом, Светлана Иосифовна Сталина-Аллилуева никакая не изменница Родины, никакая не диссидентка, а просто тяжело больная и глубоко несчастная женщина, попавшая в руки международных мерзавцев и провокаторов.
Сталин спросил:
- Источник сообщения надежный?
- До сих пор не подводил, товарищ Сталин, - ответил Лавров.
Сталин поднял трубку телефона, при помощи которого был напрямую связан с Абакумовым. Услышав ответ и по своему обыкновению не здороваясь, спросил:
- Что у вас есть на ленинградцев? В частности на секретаря горкома Капустина?
Выслушав ответ Абакумова, Сталин приказал:
- Заинтересуйтесь Капустиным и его окружением. После разговора с Абакумовым Сталин сидел молча, не нарушал установившееся молчание и Лавров. После продолжительного молчания Сталин продолжил беседу с Лавровым:
- Абакумов доложил, что он тоже по линии 2-го Главного Управления МГБ имеет кой-какие сигналы о Капустине, пока что непроверенные, и поэтому он мне об этом не докладывал. Капустин же, оказывается, близкий друг секретаря ЦК Кузнецова и первого секретаря Ленинградского обкома и горкома партии Попкова. Интересно, - задумчиво проговорил Сталин, - зачем Капустин понадобился англичанам? Навряд ли он нужен им как обычный шпион. Тут что-то кроется явно другое. Приезжай сегодня к восьми часам вечера вместе с Джугой ко мне ужинать в Волынское. Пусть он захватит все, что у него есть на ленинградских руководителей и особенно на Кузнецова и Вознесенского. Подумаем.
Ровно в восемь часов вечера Лавров и Джуга были на ближней даче Сталина в Волынском. Сталин встретил их у входа и провел в зал напротив входа, в котором стоял длинный стол, покрытый белой скатертью. Одновременно этот зал, находившийся рядом со спальней Сталина, служил местом заседаний Политбюро и столовой. Здесь уже все было приготовлено для трапезы. Во время ужина каждый обслуживал себя сам: клал на тарелку то, что выбрал. Никого из посторонних при беседах Сталина с Лавровым и Джугой никогда не было. Ни личная охрана Сталина, ни старшая сестра-хозяйка дачи Валентина Ивановна Истомина во время таких ужинов в зал не входили: таков был порядок, заведенный Сталиным. Лавров и Джуга незаметно приезжали в машине, стекла которой были наглухо закрыты шторами и так же незаметно уезжали. Впрочем, бывало это крайне редко: Сталин, в целях конспирации, предпочитал еженедельно встречаться с ними в другом месте, большей частью в своем кремлевском кабинете.
Как всегда, за ужином завязалась неторопливая беседа.
- Подтвердились сведения, что Молотов знал о крупных недостатках в авиационной промышленности и покрывал их? - спросил Джугу Сталин.
- На общем фоне успехов нашей авиации на фронтах он просто не придал им значения, - ответил Джуга.
- Значит, все-таки знал, - задумчиво проговорил Сталин. - Удивительно, почему Вячеслав не доложил мне об этом?..
Джуга положил вилку на тарелку с бараниной:
- Думаю, что, зная вашу любовь к авиационной промышленности, не хотел расстраивать.
Сталин усмехнулся:
- Скажи, какой филантроп нашелся!
Джуга возразил:
- Молотов, пожалуй, единственный до конца верный вам человек в Политбюро.
Сталин недовольно протянул:
- Верный, а о Шахурине и Новикове не доложил ... Что с его женой?
Собравшийся продолжить ужин, Джуга вновь положил вилку на тарелку:
- Абакумов по-прежнему добивается от нее показаний о вражеской деятельности. Однако показаний такого рода Полина Жемчужина не дает.
- Значит, не признается? - спросил Сталин. - А что ты сам думаешь об этой даме?
Джуга ответил не задумываясь:
- Думаю, что была бы очень рада, если бы ее муж стал первым лицом в партии и государстве. Я же данными об участии ее в каком-либо антиправительственном заговоре пока не располагаю.
- Ну, ладно, - проговорил Сталин, - пусть действительно с ней разбирается Абакумов. С Молотова же глаз не спускайте, что-то он мне последнее время перестал нравиться, особенно после дела с авиаторами. Что есть о Кузнецове и Вознесенском?
До сих пор не принимавший участия в разговоре Лавров раскрыл папку и, перебирая записи, начал доклад:
- В Ленинграде, товарищ Сталин, сложилась крепко спаянная между собой группа, в которую входят Попков, Капустин, Лазутин, Турко, Закржевская, Михеев. В Москве им покровительствуют и всячески их поддерживают выходцы из Ленинградской партийной организации Вознесенский, Кузнецов и Родионов. На квартире Попкова, по случаю открытия в Ленинграде торговой ярмарки, было застолье, на котором помимо вышеуказанных лиц присутствовали и приехавшие из Москвы Вознесенский, Кузнецов и Родионов. Если вы разрешите, товарищ Сталин, я зачитаю наиболее характерные выдержки из высказываний собравшихся у Попкова.
Сталин в знак согласия кивнул головой.
Попков, находившийся в сильной стадии опьянения: "В последнее время товарищ Сталин, судя по всему, очень плохо себя чувствует. Похоже, что в скором времени он, по состоянию здоровья, отойдет от дел. Надо бы подумать, кого будем выдвигать ему на замену".
Капустин: "А чего тут долго думать? У нас есть готовый председатель Совета Министров СССР - наш дорогой Николай Алексеевич Вознесенский".
Попков: "Правильно говоришь. И кандидатура на пост Генерального секретаря ЦК ВКП(б) среди нас тоже есть. Предлагаю тост за будущего председателя Совета Министров Советского Союза Николая Алексеевича Вознесенского и будущего Генерального секретаря ЦК ВКП(б), нашего дорогого и любимого Алексея Александровича Кузнецова".
- И что же Вознесенский и Кузнецов? - перебил Лаврова Сталин.
- Промолчали, товарищ Сталин, но за предложенный тост выпили.
Попков: "Я давно хочу сказать об одной исторической несправедливости: почему нет Коммунистической партии РСФСР? Во всех республиках партии есть, а в РСФСР нет. Почему такая несправедливость?"
Кузнецов: "Конечно, это неправильно. Тем более и кандидатура на пост Первого секретаря ЦК Компартии РСФСР у нас в лице товарища Попкова есть. Да и пора уже давно объявить столицей РСФСР город Ленина".
Вознесенский: "Надо будет выйти с таким предложением на Политбюро".
Сталин задумчиво произнес:
- По-видимому, хотят вытащить основу из-под союзного правительства.
Джуга заметил:
- Пока это всего пьяная болтовня.
Постучав ножом по бокалу с боржомом, Сталин, недовольно посмотрев на Джугу, приказал:
- Не перебивай, вечная твоя манера - слушаешь только себя, - и назидательно добавил: - Запомни, все заговоры в истории начинались именно с "невинной" пьяной болтовни.
- Самое неприятное, - продолжил свой доклад Лавров, - что ленинградские руководители нанесли большой экономический урон стране.
- О каком уроне ты говоришь? - насторожился Сталин.
- На торговой ярмарке, которую Попков и Лазутин устроили в Ленинграде, не сумели своевременно продать продовольственные товары, свезенные в Ленинград со всей страны. Продукты испортились и оказались непригодными к употреблению. Нанесенный ущерб исчисляется астрономической суммой в 4 миллиарда рублей.
Эта действительно по тем временам колоссальная сумма буквально потрясла невозмутимого Сталина, строго экономившего на всем, собиравшего по копейкам капиталовложения для экономического восстановления и дальнейшего развития страны. Лицо Сталина еще больше побледнело, что всегда было предвестником охватывающего его безудержного гнева. Свистящим шепотом он спросил:
- Кто разрешил ярмарку?
- Проведение ярмарки разрешил Вознесенский, а непосредственную ее организацию возглавлял заместитель министра торговли Крутиков.
- Немедленно обоих в тюрьму! - закричал Сталин.
Немного успокоившись, Сталин подошел к телефону и, подняв трубку, приказал Поскребышеву:
- Вызовите завтра ко мне в кремлевский кабинет к двум часам дня Вознесенского.
Подлил масла в огонь Джуга.
- А что вы ожидали, товарищ Сталин, от этих дураков? Задумывались ли вы, почему население Ленинграда в первые же месяцы войны оказалось в состоянии голода? Почему в городе не оказалось продовольственных запасов?
Все еще стоящий у телефона Сталин, недовольно повернулся в сторону Джуги:
- Почему?
- А потому, что перед войной ленинградские руководители сосредоточили стратегические запасы продовольствия города в Бадаевских складах на поверхности вместо того, чтобы упрятать их под землю. После начала войны немецкая авиация и диверсанты сожгли Бадаевские склады. Горящие масло и сахар рекой текли по улицам. Жданов, Кузнецов, Попков, Капустин - прямые виновники смерти более 600 тысяч ленинградцев, умерших от голода. За это их давно следовало расстрелять.
Сталин тяжело опустился на стул около телефона, плечи у него опустились и он как-то весь сгорбился. Вина за гибель ленинградцев была поистине непомерной, часть ее непосредственно лежала на нем, как Генеральном секретаре ЦК ВКП(б) и Председателе Совета Народных Комиссаров СССР до войны, отвечающего за все, что происходило в стране.
- Пожалуй, пора, пора на пенсию, - вдруг проговорил Сталин.
Джуге до слез стало жалко Сталина, действительно старого и больного человека, которого он самозабвенно и верно любил столько лет, был готов за него в любую минуту отдать жизнь. Надо сказать, что и Сталин платил Джуге тем же. Двадцатичетырехлетний красавец-генерал был одним из самых, если не самым, близким ему человеком,
- Ну зачем же так расстраиваться, товарищ Сталин, - сдавленным от волнения голосом заговорил Джуга. - Не могли же вы, в самом деле, руководить организацией хранения продовольствия по всей стране ...
Сталин был безутешен. И потом часто у него портилось настроение, если что-либо напоминало о ленинградской трагедии.
На следующий день ровно в два часа дня Вознесенский был в кремлевском кабинете Сталина.
Не здороваясь, Сталин спросил:
- Что у вас произошло в Ленинграде?
По тому, как побледнел от его вопроса Вознесенский, Сталин понял, что сведения, полученные от Лаврова и Джуги, были как всегда верными. После некоторого замешательства Вознесенский попытался скрыть правду, уйти от прямого ответа на вопрос Сталина и этим погубил себя.
- По-моему, все в порядке, товарищ Сталин, - сказал он.
- В порядке? - переспросил Сталин.- Четырехмиллиардный ущерб, который вы нанесли стране, называете порядком? И потом, как вы осмелились в Госплане без моего на то разрешения снизить план промышленного производства на первый квартал 1949 года? - И, не дав Вознесенскому ответить, приказал: - Кладите на стол партийный билет, он к вам попал случайно. На работу можете больше не выходить, считайте себя под домашним арестом.
После ухода Вознесенского Сталин приказал арестовать заместителя министра торговли Крутикова.
А тем временем среди партийного актива начали распространяться слухи: якобы Сталин в качестве своих преемников предполагает назначить на пост Генерального секретаря ЦК ВКП(б) Кузнецова, а Председателем Совета Министров СССР - Вознесенского.
23 июля 1949 года второй секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) Капустин был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Англии. Шесть дней Капустина в следственной части МГБ СССР по особо важным делам подвергали активному допросу, в ходе которого он не только признал факт его вербовки английской разведкой в Лондоне, но и дал показания, что в Ленинграде сложилась антисоветская, антипартийная группа во главе с членом Политбюро ЦК ВКП(б), заместителем Председателя Совета Министров СССР Вознесенским, секретарем ЦК ВКП(б) Кузнецовым, которому поручено по линии ЦК наблюдение за органами государственной безопасности, председателем Совета Министров РСФСР Родионовым и первым секретарем Ленинградского обкома и горкома партии Попковым. Что в эту группу помимо его, Капустина, входят: второй секретарь Ленинградского обкома и горкома партии Турко, председатель Ленгорисполкома Лазутин, заведующая орготделом Ленинградского обкома партии Закржевская. Всего с этой группой в той или иной степени связаны, твердо ее поддерживая, более 75 человек из среды ленинградского партийного актива. Что эту группу в свою поддержку, якобы еще в 1938 г., начал сколачивать член Политбюро Жданов, планировавшийся Сталиным на должность Генерального секретаря, если он, Сталин, вдруг уйдет в отставку по состоянию здоровья, и неожиданно умерший в 1948 году.
Через некоторое время лица, названные Капустиным как руководители и наиболее активные участники этой группы, были арестованы по обвинению в государственной измене и заговорщической деятельности. Вскоре Абакумов доложил Сталину подготовленное обвинительное заключение по делу арестованных. В нем говорилось:
"Кузнецов, Попков, Вознесенский, Капустин, Лазутин, Родионов, Турко, Закржевская, Михеев объединившись в 1938 году в антисоветскую группу, проводили подрывную деятельность в партии, направленную на отрыв ленинградской партийной организации от ЦК ВКП(б), с целью превратить ее в опору для борьбы с партией и ее ЦК.
Для этого пытались возбудить недовольство среди коммунистов ленинградской организации мероприятиями ЦК ВКП(б). Высказывали изменнические замыслы о желаемых ими изменениях в составе Советского правительства и ЦК ВКП(б).
В этих же целях выдвигали на ответственную партийную работу в ряд областей РСФСР своих единомышленников.
При активном участии Вознесенского и Родионова проводили вредительство в планировании и распределении материальных фондов в ущерб интересам государства, отдавая предпочтение тем областям, у руководства которых находились их единомышленники, снижали для них через Вознесенского задания государственных планов. В Госплане СССР, которым руководил Вознесенский, было утрачено значительное количество документов, составляющих государственную тайну СССР.
Без ведома и разрешения Правительства провели в Ленинграде Всесоюзную оптовую ярмарку, нанесшую большой экономический ущерб стране.
Кузнецов, Попков, Капустин, Лазутин, Турко, Закржевская и Михеев расхищали государственные средства и пользовались ими для личного обогащения".
- В чем, на ваш взгляд, главная вина обвиняемых?- спросил Сталин Абакумова.
- В попытках взорвать партию изнутри и узурпировать партийную власть, в навязывании Ленинградской партийной организации в качестве ее руководителей разложившихся людей, - пьяниц и воров, обкрадывавших партию и государство, - твердо и уверенно ответил Абакумов.
Сталин задал Абакумову второй вопрос:
- Признали свою вину обвиняемые?
- Полностью признали, товарищ Сталин, - ответил Абакумов.
Детально разбираться в деле "ленинградцев" Сталин по состоянию здоровья не смог.
29-30 сентября 1950 г. Военная Коллегия Верховного Суда СССР в открытом судебном заседании рассмотрела уголовное дело по обвинению Кузнецова, Попкова, Вознесенского, Капустина, Лазутина, Родионова, Турко, Закржевской, Михеева.
В ходе судебного заседания обвиняемые свою вину признали полностью.
Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила Кузнецова, Попкова, Вознесенского, Капустина, Лазутина и Родионова к расстрелу.
По распоряжению Сталина Маленков, Берия и Булганин допросили Вознесенского и пришли к выводу, что он виновен в предъявленных ему обвинениях. В подписанной ими докладной записке на имя Сталина говорилось:
"Товарищ Сталин! По Вашему указанию Вознесенского допросили и считаем, что он виновен".
После того, как Сталин лично, в присутствии Абакумова, передопросил Вознесенского и Кузнецова и они полностью признали свою вину, приговор был приведен в исполнение.
Обвиняемые Турко был осужден на 15 лет тюремного заключения, Закржевская и Михеев - на 10 лет.
3. Адъютанты генерала Василия Сталина.
|
|